В световом году (Кублановский) - страница 30

На первую страницу
10 июня
3
Когда на отшибе заволжского севера
шмель облюбовал себе шишечку клевера,
то тенью покрытый, то вновь облучаемый,
я прибыл на смотр облаков нескончаемый.
Окрест недобитые флора и фауна
забыли, поди, пионера и дауна,
тем более зенками к стенке прижатую
сперва медсестру, а потом и вожатую.
Джаз-бандец наш с горнами и барабанами
не справился с репертуарными планами.
Лишь в темном предгрозье роятся капустницы,
как белые искры под сводами кузницы.
С тех пор миновали срока баснословные,
то бишь временные отрезки неровные.
С настырностью паводка послепотопного
жизнь вырыла русло поглубже окопного.
И, как рядовой ветеран на задание,
я перебегаю себе в оправдание,
рукой прикрывая глаза от зарницы и
без необходимой на то амуниции —
к истокам: узнать, вспомянув колыбельную,
с какого момента вдруг стала бесцельною
жизнь, славная целью. И брезжит той самою
тот свет раскаленной своей амальгамою.
13 июня
4
По праву века стариковского
и холостого разговора
на дебошира из Островского
я сделаюсь похожим скоро,
беря не мастерством, а голосом.
Ярчают в раскаленной сини
сноп темно-белых гладиолусов
тяжелый на руках богини
и платья, схожие с обносками:
мы на просцениуме в раме
шагаем скрипкими подмостками
и низко кланяемся яме.
И снятся памятные сызмала
лощины с зыблющимся крапом.
Как будто зазвала и вызнала
жизнь главное перед этапом.
Я рано на высотах севера
заматереть поторопился.
Сомнамбул шмель в головку клевера
уже неотторжимо впился.
Мы тоже были отморозками,
хотя и не смотрели порно,
а засыпали с отголосками
начищенного мелом горна.
17 июля
5
Дёрнули с друганами,
выглянули в окно,
мама, а там цунами,
ветрено и темно.
Бивни ветвей качались
и в беззаконии
рушились и кончались
в шумной агонии.
Время для передышки:
чтобы побрить скулу,
переменить бельишко,
дать поостыть стволу.
Нынче в своей нетленке
постмодернист вполне
может послать на сленге,
мало понятном мне.
В общем, пошел на «вы» я
и оказался бит.
Рваные, пулевые
заговором целит
твой — с прикасаньем — голос,
словно берущий в плен
флоксы и гладиолус,
в вазе дающий крен.
10 августа
6
Знаю твои приколы: тягу к гуру, брахманам
и цыганью на рынке шумному поутру,
веришь ты их посулам, сбывшимся их обманам,
играм на их же поле в мрачную чехарду.
Преодолев неспешно склоны и перешейки,
руку кладу на сердце вспыхнувшее твое
русской надежной бабы, вовсе не любодейки,
знающей в равной мере дело и забытье.
Даже периферийной роли рисунок чистый,
палево-травяные платьев твоих цвета
мог оценить Островский, первые символисты,
впрочем же, и галерки честная мелкота.
Ветер продолжил тему — тему без вариаций
с самым простым рефреном: зиждительным
Следующая страница