Все началось в тот день, когда я по просьбе перепуганной Ольховской отважилась выведать у Павла, почему он избегает с ней встреч. Признанное амплуа «своего парня» давало мне такую возможность.
Разговор состоялся на спортплощадке за институтом, куда мы зашли перед первой парой выкурить по сигаретке. Стоял теплый сухой сентябрь, и душная курилка на пятом этаже пока пустовала.
— Брось, Танька, — сказал мне Павел, когда я, постаравшись сделать это как можно небрежнее, задала ему первый наводящий вопрос. — Что да почему, какая разница? Кончилось все, понимаешь? Ушло, перегорело. Было да сплыло. Что мне прикажешь делать — притворяться? Это ничего не даст, только ее измучаю, да и себя тоже.
— Как же так? Такая красивая пара…
— Ну что я могу сделать, если все прошло! Ну сама посуди!
— Но она же мучается, Павел!
— Я знаю. — Он смутился и действительно выглядел немного виноватым. — Мне жалко Ларку, очень жалко, она хорошая девушка, честное слово… Но… Как бы тебе объяснить? Это неизбежно — ее мучения. Невозможно разорвать связь без того, чтобы какая-нибудь сторона не страдала. Это жестоко звучит, но это так. Ты передай ей, — он задумался, — передай, что нужно просто… пережить…
Я смотрела, как он затягивался сигаретой с золотым обрезом — уже в те годы он умел добывать дефицитные штучки. Рука Павла немного дрожала, и на красивом лице было написано искреннее сочувствие к Ларе, которая его сейчас не видит. Он глядел в сторону, слегка наморщив лоб. По всему было видно, что этот разговор очень тяжел для него.
— Пойдем в кафе сходим? — предложил он вдруг. — Тяжело на душе. Развеяться хочу.
— Сейчас? Через три минуты занятия начинаются! — удивилась я безмерно: никто и никогда еще не видел, чтобы Павел Изотов пропускал лекции.
— А, черт с ними. Пойдем. Посидим по-человечески. Сейчас, утром, там и нет никого, в очереди не надо толкаться…
И мы пошли в «Молочную кухню», где в это время суток уже подавались кое-какие блюда и даже разрешалось взять немного спиртного. Павел сделал странный заказ: горячие пирожки с повидлом, витаминный салат и шампанское. Пробка выстрелила в потолок с треском, на который оглянулись два заспанных посетителя.
— За что пьем? — спросила я преувеличенно весело, осторожно приподнимая свой бокал за тонкую ножку. Несмотря на то, что Павел старался придать нашим посиделкам искусственную веселость, мне не хотелось, чтобы он сказал: «За мое освобождение», «За развязку надоевшего романа» или что-то в этом роде. Перед моим воображением все еще стояла Лара, нервно теребящая в тонких пальчиках шейный платок и в ее огромных глазах опять собирались слезы.