— Ты кто? — спросила Лаврова сидящего напротив нее парня со смешными лягушачьими губами.
— Кто-кто. Человек, — ответили лягушачьи губы.
— Который смеется? — Лаврова вспомнила Гуинплена и потянула из трубочки нелюбимый «Варштайнер».
— Он не смеется, он плачет, — отозвался узколицый друг лягушонка. У него была короткая стрижка и оттопыренные уши. — Ему нужна девочка. Хорошая. Ты хорошая?
— Да, — соврала Лаврова.
— Очень хорошая, — подтвердила Линка. — Когда спит.
Она ревниво следила за успехами Лавровой. Получалось, новоявленные знакомые клеятся только к Лавровой. Линка оказалась не у дел Ее это задевало.
— Давайте пересядем, — предложил друг лягушонка. — Я зажарюсь на солнце.
— Жарься, — сказала вредная Линка.
— Злюка, — беззлобно ответили ей.
Лаврова с Линкой сидели на летней площадке, на них попадала тень от зонтика, на самцов-поисковиков — нет. Им приходилось париться на солнцепеке.
Лаврова закрыла глаза и мысленно соединила узкое лицо, оттопыренные уши и лягушачьи губы. Получилось забавно. Она расхохоталась.
— Над кем смеешься? — спросил лягушонок.
— Над тобой.
— Смейся, — разрешил лягушонок. — Я Константин, что значит постоянный.
— Ага. Когда спит. Один, — пошутили оттопыренные уши. — Я Стас.
— Таз? — вредно удивилась Линка.
Оттопыренные уши по имени Таз пересели поближе к ней и шепнули на ушко:
— Тебя как зовут?
— Алина, — улыбнулась Линка.
— А подругу как?
— Сам спроси, — перестала улыбаться та.
Лаврова открыла рот, чтобы назвать свое имя.
— Не надо имени! Не сейчас, — взмолился лягушонок.
Лаврова, опешив, закрыла рот.
Стас и Линка воззрились на лягушонка в недоумении.
— О чем-нибудь другом говорить можно? — осторожно осведомилась Линка.
— Можно. — У лягушонка был несчастный вид. — Я сейчас заплачу. — Стас взял бумажную салфетку и приложил ее к глазам.
— Чем ты занимаешься? — спросила Линка лягушонка. В ее голосе была жалость покоренной женщины.
— Мы художники по стеклу, — сообщил Стас.
— Ух ты! — воскликнула Лаврова совсем как Никита.
Перед ее мысленным взором возникли изысканные изделия Тиффани. Они переливались всеми цветами радуги, в них сверкали инкрустированные кусочки полудрагоценных камней. Они отсвечивали красивым металлическим отблеском, нежным, но все же металлическим. Вот такая странная особенность у бесценных стеклянных узоров Тиффани.
Лаврова возвращалась домой с лягушонком. У ее подъезда они остановились.
— Я пойду? — спросил лягушонок. У него снова сделался несчастный вид.
— Иди, — разрешила Лаврова.