Он сидел за Лавровой, обхватив ее руками и ногами. Его губы дотрагивались до ее уха каждым словом, его пальцы осторожно касались внимательных, широко распахнутых чужих глаз без зрачков. Их глазурованная гладь стыла на величественном, монументальном лице.
— Угу, — не понимая, кивнула Лаврова.
— Я тогда перестал писать лица. Дело не в зрачках, не в рисунке или перспективе, не в светотени или палитре, композиции или форме, а совсем в другом, — горячо говорил Костя. — Можно писать глаза без зрачков и добиться выразительности образа. Надо только ухватить суть модели как вещи в себе. Постичь непознаваемое, душу, характер. Но для этого нужны мистическое озарение, особая интуиция, божий дар, но он не каждому дается…
— Это озарение мне не симпатично, — перебила его Лаврова и ткнула ногтем в лицо с глазами без зрачков.
Костя закрыл ей рот поцелуем. Лаврова не заметила, как упустила шанс узнать его. Костя не заметил, как снова простил ее.
Косте нравился этот художник, ей нет. Она листала страницы без особого интереса, когда «Играющие мальчики» вдруг зацепили ее сознание. Лаврова, перелистав страницы, вернулась к репродукции. Что имел в виду художник? Парадоксальную связь между игрой и реальностью? Занесенный камень в руке как угроза и символ власти, первая ступень неосознанной, еще по-детски наивной жестокости. Высвеченный контраст между другом-врагом, между прошлым и будущим и пугающе бездумная легкость этого превращения. Какая все же тонкая, едва заметная грань, переход за которую не оставляет надежды на прежнюю жизнь.
— Что думаешь? — услышала она голос Кости.
— Неплохая иллюстрация к опытам над поведением человека, — отшутилась Лаврова.
— Хочешь посмотреть на экспериментатора? — Костя перевернул страницы, его палец на мгновение коснулся огромного, неподвижного глаза в центре купола.
— Что это?
— Неканонические Овручские фрески. Теперь вообрази этот глаз в реальном масштабе, а потом представь во вселенском.
На фоне привычного Костного голоса «всевидящее, химерическое» око вибрировало расходящимися концентрическими волнами, многократно дублируя радужку и склеру, в центре которой покоился неподвижный зрачок-глаз. Странный, будто танцующий Каин с огромным цветком парил в небесных волнах химерического ока. И словно уже лишенный высшего интереса Авель недвижно и мертво лежал в весенней траве.
— Не будет возмездия, — откликнулась Лаврова. — Все как всегда.
— Почему ты так решила?
— Он не «взирает на злобу и жертвы людей». Его глазное яблоко заведено кверху, — ноготь Лавровой перечеркнул химерическое око снизу вверх. — Видишь? Ему по барабану.