Яблока на прелестной головке Дианы уже не было. А сама Прекрасная Охотница, целая и невредимая, махала толпе рукой и лучезарно улыбалась.
Тут же раздались рукоплескания, крики восторга, кое-где в воздух полетели шапки. И словно по мановению некоей волшебной палочки в небе вдруг образовался крохотный просвет между туч, и оттуда на берег, набережную и людей пролился тонкий луч света. А следом за ним и вовсе проступило и выглянуло солнце.
Капитана обступили со всех сторон. Его поздравляли, обнимали, восхищенно хлопали по плечам. А Дубинин отчего-то повел себя вовсе уж странно! Раскрасневшийся и злой, он швырнул наземь ружье, высвободился из объятий друзей-офицеров и зашагал прочь мимо гранитных бортов набережной.
Пожилой ротмистр Кошкин, из гарнизонных ветеранов, бережно поднял капитанское ружье и бегло его осмотрел. После чего обвел товарищей изумленным, недоумевающим взглядом:
— Господа! Господа офицеры! Да ведь оно… заряжено. Там пуля… лопни мои глаза.
— Да и дуло чистое, — поддержал его Звягин, оказавшийся тут как тут. — Ни тебе дыма, ни пороха.
— Выходит, капитан-то и не стрелял вовсе, — нахмурился Кошкин. — Кто ж тогда? Господа, кто стрелял-то?
— Святые угодники, так вот же ж он! — перекрыл шум толпы зычный губернаторский голос. — Петр Федорович! Душка…
— Где, где? — зашептались все, ища взорами истинного стрелка. И многие обернулись на скарятинский глас.
Позади толпы, возле коляски с кучером, державшим наготове поводья, стоял Фролов. К голенищу его невысокого щегольского сапожка из мягкой кожи, прозванного в России за удобство выделки и шнурки окантовки на американский лад «мокасинами», было прислонено легкое ружье с длинным стволом.
Впоследствии многие говорили, что явственно видели струившийся над дулом дымок. Так это было, или же зеваки как всегда склонны преувеличивать — сейчас сказывать уже трудно. Но в ту минуту уже ни у кого не было сомнений, что именно Петр Федорович выстрелил и в лучших традиция шиллеровских разбойников и собственной репутации был точен. Пуля, и это теперь было очевидным, сбила яблоко с головы ее владелицы, не причинив никакого вреда Прекрасной Охотнице. Ну, разве что ее прическу слегка обдало ветерком прожужжавшей мимо смерти — капризного и своенравного шмеля.
Барка лишь теперь тронулась и спустя несколько минут причалила к швартовам пристани. Арбенина царственно сошла по мостику, опираясь на руку губернатора. Тот хмурил брови, выговаривая что-то храброй сумасбродке, но глаза Скарятина лучились восторженной и изумленной до сих пор улыбкой. Несмотря на строгости и придирчивости по службе этот человек тем не менее обладал жизнерадостным нравом и ценил жизнелюбие и охоту к страстям в других. А уж тем паче когда речь шла об элегантной и обворожительной женщине, ступавшей сейчас рядом с ним по сходням и даря направо и налево милостивые улыбки, точно сама императрица!