Ульвелькот одним рывком шнура завел на этот раз мотор своей байдары, а Тынклин что-то замешкался. Мешкать было нельзя, коридор между льдинами сужался. Ульвелькот бросил в байдару Тынклина клубок сыромятного ремешка. Рая схватила его, намотала на руку, уперлась в днище, Ульвелькот опустил в воду мотор. От толчка Рая упала, застряла на носу, сжатая бортами байдары, но ремешок не выпустила. Огромная байдара Тынклина, медленно набирая скорость, двинулась следом за нами. Рентытувги перехватил у Раи ремешок. Едва мы выскочили, коридор за нами захлопнулся. Льдины сошлись и со скрежетом поползли друг на друга. Чукчи, как обычно, не разговаривали. Тынклин запустил мотор.
Что-то непонятное происходило с морем. Льдины, словно армада, снявшаяся с якорей, двинулись все разом. Узкая голубая полоска, которую я подметил вначале на горизонте, разрослась, стала шире. Темные полосы снега, падавшие отвесно с кромки туч, там, у воды, взлетали почти под прямым углом. Ветер. Шел большой ветер. Льдины первые почувствовали его. Байдары шли как на гонках. Сначала мы с Ульвелькотом были впереди, потом Тынклин догнал нас, лицо его было невозмутимо-спокойно, он курил свою папироску, потом он обогнал нас и продолжал медленно, но неумолимо удаляться. Наконец мотор на нашей байдаре не выдержал и заглох совсем. Стало тихо, я услышал всплеск волн и завывание ветра. Ульвелькот молча поливал мотор водой. Пролетели над головой черные птицы. Торбеи. Еще их разбойниками называют. Я видел, как они гоняют чаек, пока те не отрыгнут корм, который носят в зобу птенцам. «Подлые птицы, — сказал Ульвелькот. — Нерпу на льду оставишь, часа не пройдет, а они уж глаза выдерут». Одна из птиц, вращая башкой, пошла над байдарой кругами.
«Обернется или не обернется Тынклин?» — думал я, напряженно вглядываясь в удаляющуюся байдару. Я хорошо видел его спину, он стоял, положив руку на кривой руль. В такой кутерьме надо смотреть в оба: проглядишь — льдина, спрятавшаяся под водой, может вспороть днище; а уже поднялась мелкая волна, вода была черная. Ползущая льдина медленно закрыла его байдару от нас. Мы взялись за весла. «Пока не остынет, не заведется», — пояснил Ульвелькот.
Обойдя льдины, мы увидели возвращавшегося обратно Тынклина. С тем же отрешенным лицом он сделал длиннющий разворот и, приблизившись к нам, подхватил нас с ходу на буксир и потащил к дому. Когда Ульвелькот заводил мотор, он не отпускал нас, и байдары шли как коренник с пристяжной, набавляя скорость. Уже где-то на полдороге стало ясно, что от шторма мы уйдем.