Комсомольское собрание, состоявшееся стихийно, постановило: срочно звонить в Москву — Кедроград подчинялся непосредственно Главлесхозу РСФСР. Кому идти? Идти комсоргу.
Юность не знает меры своих сил. Сказано просто и решительно: звонить в Москву! Но до ближайшего пункта, откуда можно это сделать, поселка Чоя, семьдесят два километра таежного бездорожья и весенней распутицы. И нет машины, да машина и не пройдет. Нет даже лошади.
Виталий вышел из Уймени рано утром, заночевал на полпути в Кара-Кокше, к вечеру следующего дня добрался до Чои.
— Составьте акт, — донесся голос из Москвы. — Немедленно привезите его в Москву. Судить за это надо!
Комсорг вернулся в Кедроград, отшагав за четыре дня почти сто пятьдесят километров. Акт написали ночью. А утром он опять ушел, снарядившись теперь уже до Москвы. Переночевав в третий раз в Кара-Кокше у знакомого охотника-алтайца, он встал ночью и двинулся дальше, невзирая на уговоры хозяина, чуть ли не силой заставлявшего его остаться, снять сапоги, дать отдых болевшим ногам.
...И вот сейчас он сидел на берегу грозно ревущей Сары-Кокши и проклинал оказавшиеся не железными ноги. А впереди был трудный брод и еще тридцать пять километров до шоссе, соединяющего Чоюс Горно-Алтайском.
Реку Виталий перешел благополучно. Но, уже выбираясь на берег, поскользнулся и окунулся по пояс. Брюки на утреннем морозе сразу же обледенели, в голенищах плескалась вода. Он был не новичком в тайге и знал, что нужно развести костер и обсушиться, любыми средствами содрать с опухших ног проклятые резиновые сапоги и намотать сухие, свежие портянки. Но знал и то, что должен торопиться, чтобы успеть пройти как можно больше до восхода солнца по плотному зернистому «чарыму» — так на Алтае называют крепкий наст, выдерживающий пробежку лося. Взойдет солнце, и под его лучами наст очень быстро станет хрупким, начнет проваливаться под ногами, а старый зимник потечет ручьем, вязким и медленным, как ледяная патока. Виталий вынул было спички, но тут же сунул их в карман и побежал, срезая напрямик петли извилистого зимника.
Он шел без остановки почти весь день, меся резиновыми сапогами мокрый снег. Из накалившихся под жгучим солнцем голенищ при каждом шаге вырывались струйки пара... Пот заливал осунувшееся лицо, он машинально слизывал его с растрескавшихся губ и отстраненно удивлялся: пот был пресным, как дождевая вода. В конце концов Виталий все-таки упал. Но упал в километре от цели. С невысокого перевала уже видна была дорога, ведущая в Горно-Алтайск, он даже видел промелькнувшую по ней машину.