Этот последний километр Виталий шел в бреду. Падал, полз, вскакивал, бежал и снова падал. В тридцати метрах от шоссе он потерял сознание.
Его нашел шофер грузовика, ехавшего из Чои в Паспаул, от которого до Горно-Алтайска оставалось шестьдесят километров.
— Тебя в больницу? — спросил он пришедшего в себя Виталия.
— Отвезешь меня в Горно-Алтайск, — сказал тот. Не попросил — просто сказал, констатируя факт.
Шофер подумал и кивнул. Через два с половиной часа он на себе втащил Виталия в горно-алтайскую гостиницу.
В номере пожилая женщина, дежурная по этажу, вспорола ножницами сапоги, стянула брюки, взглянула на ноги и ахнула. Смотреть на них и в самом деле было страшно...
— В больницу. Срочно! — приказал вызванный врач.
— В Москву. — Виталий вытащил бумажник и протянул дежурной деньги: — Будьте добры, купите сапоги. Только кирзовые.
— Дело ваше, — сказал ему врач. — Но костыли я вам гарантирую.
Ноги забинтовали эластичными бинтами. Виталий кое-как доковылял до автостанции и сел в автобус, уходивший в Бийск. Из Бийска поездом уехал в Барнаул. А оттуда в Москву...
Долго болел после этого Парфенов. Но не уехал из Кедрограда, не бросил дело. И, едва поправившись, снова отправился в тайгу...
Впрочем, страницы биографии Виталия Парфенова, связанные с Кедроградом, история эксперимента, жизнь и борьба кедроградцев хорошо известны по страстным выступлениям Владимира Чивилихина, по его повести «Шуми, тайга, шуми!».
Двадцать лет спустя после создания Кедрограда Парфенов напишет книгу «Комплекс в кедровом лесу», в которой обобщит многолетний опыт научной и практической деятельности первого в стране кедрового комплексного предприятия. За этот труд Виталий Феодосьевич Парфенов удостоен звания лауреата премии Ленинского комсомола. Его мечта с годами обрела фундамент трезвого экономического расчета и превратилась в строго обоснованную теорию передового лесопользования в кедровниках, а сам Парфенов стал заместителем начальника Главного управления лесовосстановления Минлесхоза РСФСР и кандидатом сельскохозяйственных наук. Теперь он борется не за единственный конкретный Кедроград, а за его природную основу — сибирский кедр. Ибо знает: будет кедр, значит, будут и кедрограды и кедросады.
Ночью мы пили чай в номере маленькой бревенчатой гостиницы поселка Иогач. Вязко давила на плечи усталость, хотелось спать, а говорить и спорить не хотелось, но спор все-таки возник...
— Ну, убедились наконец, Семен Васильевич? — спросил Парфенов.
Семен Васильевич не торопясь тянул свой чай, явно пытаясь отмолчаться, но Парфенов смотрел на него в упор, и ответить пришлось: