Генерал вежливо, но твердо перебил Ефима:
- Если верить характеристике на вас, которая вот в этом пакете... Независимо от этого донесение ваше будет проверено до-ско-наль-но, - отчеканивая и подчеркивая каждый слог, сказал генерал. - Факты подтвердятся - ваше счастье и нам добро. Налгали - пойдете под трибунал и за клевету, и за дезертирство! Вот так... А вообще-то я хотел вас повидать, - генерал загадочно улыбнулся. - Из-под ареста освободить пока не могу.
... На двадцать первые сутки заточения к Ефиму явился сияющий капитан.
- Молодец, сержант! Все в порядке, молодец! Пошли к генералу.
Начальник штаба на этот раз был приветливее.
- Ваша правда, сержант. Виновные получат по заслугам. Спасибо за бдительность!
- Служу Советскому Союзу! - ответил по уставу Ефим.
- Я вижу, вы отдохнули. На передовую хотите? - Не дожидаясь ответа, заключил: - Конечно хотите: характер! Направим вас в вашу родную дивизию. Воюйте! Будьте живы и целы! - и генерал крепко пожал Ефиму руку.
История с майором Спиркиным прошла перед мысленным взором Ефима во всех деталях и подробностях. Он так возбудился, что забыл, почему именно она всплыла в памяти.
«Ах, да! Яшка-кровопиец! - произнес вслух. - Яшка - после контузий. Спиркин - задолго до первой. Значит, дело не в контузиях...»
Размышления его оборвало забытье. Он устало уснул. В зарешеченное окно пробивался рассвет.
* * *
Борис Наумович долго, подробно расспрашивал Ефима обо всем, что, видимо, имело отношение к его заболеванию. Особо он почему-то интересовался состоянием Ефима после первой контузии. Некрупным почерком доктор исписывал белые листы бумаги. Белая ординаторская, белый халат Бориса Наумовича, мягкий солнечный свет, падающий сквозь матовые стекла - вся эта белизна и доброе лицо врача умиротворяли, располагали к беседе.
После первой контузии, как считалось, сравнительно легкой, рассказывал Ефим, он пролежал в армейском госпитале около месяца, вернее, лежал дней восемь-десять, затем стал «ходячим». Чувствовал себя пока еще неважно, изнуряли частые головные боли, внезапно темнело в глазах, аппетит был - хуже некуда. Лечащий врач, внимательная, приветливая женщина, на очередном обходе сказала: «В условиях нашего госпиталя вас лечить невозможно. Через недельку-другую отправитесь в тыл. К этому времени ждем санлетучку».
Как-то ночью Ефима обуял беспричинный неодолимый страх. «Пойду к дежурной сестре, попрошу какое-нибудь снадобье, авось пройдет», - он отправился в дежурку. На столе слабо горел ночничок. Согнув колени, на скамье дремала медсестра Зоя. Ефим слышал, она - студентка медицинского института, ушла со второго курса прямо в санбат, оттуда попала в армейский госпиталь. Раньше Зоя казалась ему ничуть не примечательной: так, девушка, каких много. Но сейчас, глядя на нее, погруженную в усталый сон, он нашел ее не то чтобы красивой - одухотворенной, жертвенной. «Не стану будить, пусть отдыхает» - и на цыпочках пошел из дежурки.