Она потупилась, будто виновато. Ефиму стало жаль ее.
- Катюша где? - спросил он.
- Катюшка в детском садике, - оживилась Клава, - она так выросла. Знаешь что, давай я тебя покормлю, у меня есть кое-что вкусненькое. Мой муж, - она запнулась, - мой, муж военный, инженер, подполковник. Их снабжают получше.
- Разумеется... да, да, военный инженер, - машинально повторил Ефим, чувствуя, как внутри него образуется пустота. - Разумеется, я знаю. Но... спасибо, я сыт... Сядь-ка лучше рядышком, как тогда, помнишь, мы сидели с тобой вечерами, там, во Владимире.
Она нехотя, будто через силу, шагнула, села на диван рядом с ним, рядом, но не близко... Оба молчали. Первым заговорил Ефим.
- Теперь это, конечно, ни к чему, но я все-таки хочу понять, что произошло. Последнее письмо я получил от тебя в конце декабря сорок второго года. А потом...
- Потом, потом... - тягуче ответила Клава, - я неожиданно получила вызов в Москву, на старую работу. В институте было много военных. Среди них и мой непосредственный начальник, Столбов... Он сразу же начал оказывать мне повышенные знаки внимания, а через две недели сделал предложение... Оно свалилось на меня, как снег на голову. Я помнила тебя, любила тебя, обещала ждать и ждала бы, но...
- Но? — болезненно переспросил Ефим.
- Я рассудила, Фима, понимаешь, так... может, и неправильно, низко рассудила: законный муж убит на фронте, ты, незаконный - в пекле войны, может быть, и скорее всего, тоже будешь убит или того хуже - изувечен...
- Ну, и что? - Ефим глянул на нее пронзительно.
- Не сердись, мы с Катюшкой жили буквально впроголодь. Я, ладно, вытерпела бы, но Катюша... А он, Столбов, старший офицер, кандидат наук, на фронт не попадет - забронирован, паек... Я - мать, пойми, это не для себя, для Катюшки, для дочки. Я сказала ему «да» рассудком - не сердцем. Я даже не взяла его фамилию... Вот и живем вместе.
- Вижу, - мрачно сказал Ефим. Со смятенной душой слушал он исповедь Клавы. Разумом понимал ее, прощал, сердцем - не мог. Любовь и ненависть к этой женщине столкнулись сейчас в нем, рвали его на части... Вот-вот не выдержит Ефим, станет упрекать ее, наговорит... Мало что может выпалить сгоряча!..
Он молча сидел рядом с ней, глядя в пол, стиснув пальцами колени.
- Что ж ты, Фима, молчишь? Скажи хоть слово...
Он поднялся и, не оглянувшись, вышел.
«Что же ты, Фима, молчишь, скажи хоть слово...» - звучало в глубине души, звучало весь остаток дня и бессонную ночь. Что мог он сказать ей - обличить, обвинить?.. Но в чем? Война - ураган, сметающий без разбора все на своем пути, сокрушил и неокрепшее деревце любви Ефима и Клавы. Не расти деревцу, не тянуться к солнцу, не наливаться соками, не радовать мир плодами...