Я не умею управлять вертолетом. Я не могу вам в точности объяснить, как падающий в пропасть вертолет нащупывает винтом воздушный поток и снова становится управляемым. Но именно так было в Панджшере. Мне объяснили: это требует ювелирной техники пилотирования. Одно неосторожное движение рукояткой управления — пиши пропало.
Власов снова и снова поднимал вертолет к карнизу и разгонял винтом лежавший на нем снег. Снова и снова, восемь или десять раз, он не считал, потому что было не до этого, он падал в пропасть, нащупывал воздушный поток, а потом опять поднимал машину — до тех пор, пока на карнизе почти не осталось снега.
Власов ухитрился удержать машину в нескольких метрах над карнизом, пока борттехник Саша Каширин выбрасывал страховочный пояс и по очереди втаскивал в вертолет обоих: сначала сбитого летчика, потом — Скрипкина.
Вот, собственно, и вся история. Эта уникальная операция заняла чуть более трех часов: в 8.38 взлетел Макаревич, в 12.00 Власов уже сел в Баграме. У сбитого летчика они даже забыли спросить фамилию. Выяснили только, что звали его Серегой. А фамилия-то его им зачем?
…Анатолий Макаревич — ироничный мужик, по меркам военной авиации, «дед»: ему сорок один год. Летчик-инструктор 1-го класса, за свою службу он научил летать не один десяток человек — афганцев, алжирцев, кубинцев, венгров. Здесь, в Афганистане, был сбит и сам. У него сын и дочка дома.
Улыбчивому Юрию Власову — двадцать восемь. В Афганистане уже «по второму заходу»: отказываться, объясняет он, не было причин. Панджшер знает, как самого себя. Его здесь сбивали тоже: несколько часов прятался в скалах, «духи» были совсем рядом, он слышал, как клацали затворы их автоматов. У Юры в Союзе — две девочки-дочки и ни одной собственной квартиры.
Николаю Скрипкину — сорок, из них двадцать пять он прыгает с парашютом. Помимо всех рекордов, у него еще и шестьдесят испытательных прыжков: опробовал новые конструкции куполов. Дважды разбивался. У него тоже двое детей.
Не знаю, кто первым назвал артиллеристов «богами войны». Может, так оно и было на других войнах. На афганской на этот титул скорее могли бы претендовать, конечно же, вертолетчики.
…Вечером в прорехах туч зажигались холодные афганские звезды. Неужели я завтра все-таки улечу в Панджшер?
* * *
Почти две недели идет то снег, то дождь, размывая глиняные руины кишлака Руха, «столицы» Панджера. Все мои попытки выбраться из этого горного капкана закончились ничем: полеты отменены. Можно выбраться и по земле, конечно, но проводка колонны — это здесь боевая операция, и разрешение на нее дают только тогда, когда колонну можно в случае нападения «духов» прикрыть с воздуха. Я, было, попробовал дозвониться по ВЧ-связи до начальника штаба армии Грекова в надежде на то, что выбраться отсюда мне поможет наше с ним многократное знакомство. Как бы не так. Греков довольно доходчиво объяснил мне, что в Панджшер я забрался сам, и что у 40-й армии есть и более важные задачи, чем вызволять из Рухи корреспондентов… С этим, пожалуй, не поспоришь.