Дени морщилась всякий раз, когда капля крови падала с его рукава на мраморный пол.
– Велики ли потери? – спросила она.
– Наши-то? Не считал; мы приобрели больше, чем потеряли.
– Вы о перебежчиках?
– Да, к нам пришли храбрецы, желающие сразиться за правое дело. Они вам понравятся, моя королева: один, топорщик с островов Василиска, побольше Бельваса будет. Есть и вестероссцы, десятка два – эти из Сынов Ветра, Юнкай им чем-то не угодил. Из всех выйдут славные Буревестники.
– Что ж, хорошо. – Дени не привередничала: у Миэрина каждый меч на счету.
– Вы упомянули о четырех вольных отрядах, – хмуро напомнил сир Барристан, – нам же известны только три: Сыны Ветра, Длинные Копья и Дикие Коты.
– Вы мастер считать, сир дедушка. К Юнкаю переметнулись Младшие Сыновья. Тьфу на Бурого Бена Пламма! Дайте только встретить его в бою – я вскрою ему грудь и вырву его черное сердце.
Дени не находила слов. Она так доверяла Бену! Перед ней стояло его смуглое лицо с перебитым носом, белые волосы, морщинки в уголках глаз. Даже драконы любили старого Бена, а он похвалялся, что в нем есть капля драконьей крови. Три измены должна ты испытать… одну из-за золота, одну из-за крови, одну из-за любви. Которую из них приписать Бену Пламму – третью или вторую? И куда в таком случае отнести медведя-изменника сира Джораха? Неужели никому из ее друзей нельзя доверять? Что толку в пророчествах, если они не поддаются разгадке. Не выйти ли ей за Гиздара еще до восхода солнца, чтобы все эти армии испарились, как утренняя роса?
Слова Даарио вызвали большой шум. Резнак скулил, Лысый бранился, кровные всадники клялись отомстить, Силач Бельвас бил себя по животу кулаком и обещал съесть сердце Бена с луком и сливами.
– Тише, прошу вас, – воззвала Дени, но расслышала ее одна Миссандея. Королева поднялась на ноги. – Тихо! С меня довольно.
– Приказывайте, ваше величество, – опустился на одно колено сир Барристан. – Мы почтительно внемлем вам.
– Будем продолжать то, что задумали. Запасем как можно больше провизии. – Если она оглянется назад, ей конец. – Запрем ворота, поставим на стены всех боеспособных мужчин. Никто не должен входить в город и выходить из него.
– А как нам быть с астапорцами? – после недолгого молчания спросил Резнак.
Дени хотелось вопить, скрежетать зубами, рвать на себе одежду и биться об пол.
– Кажется, мой приказ ясен: закрыть ворота. – Они ее дети, но она больше ничего не может сделать для них. – Оставьте меня все, кроме Даарио. Я еще не обо всем его расспросила, да и рану нужно промыть.
Когда все другие откланялись, Дени поднялась с Даарио в свою спальню. Ирри обмыла рану на виске уксусом, Чхику перевязала.