Он заметил силуэт в окне и закричал: «Ма!» Тут же выбежал отец, шепча: «Господи Иисусе… господи Иисусе…» Задыхаясь от волнения, он подхватил сына на руки и так стремительно взбежал по лестнице, словно в него, сержанта Паркера, со всех сторон стреляли. В дверях стояла Ма. Ее губы шевелились, но не произносили ни слова. Сэм плакал легко и свободно, словно дышал.
Па беспрестанно повторял: «Завтра… завтра… завтра…». Он боялся любого вопроса, любого рассказа. Сэм знал: и завтра и никогда он не расскажет о главном: о повешенном, о призраках, о кресте…
Он с радостью дал себя раздеть и уложить. Засыпая, мальчик неожиданно закричал. Испуганные родители склонились над кроваткой сына. Черный пальчик указывал на крест, который, как обычно по вечерам, пылал на стене.
— Уберите это! Уберите!
— Сэм…
— Уберите! — заорал мальчик, пряча голову под простыни.
Па снял со стены белый крест и осторожно погладил розовой ладонью, прося прощения за незаслуженное оскорбление.
Когда малыш уснул, Ма пришла к нему. Па сидел за столом, уронив голову на согнутую руку. Так делают спящие дети. Он не спал, а плакал. На столе лежало письмо, которое он только что написал, конверт и медаль.
— Что с тобой, Па?
— Я возвращаю им медаль.
— Твою медаль? Зачем?
— Ты не поймешь, Ма, — сказал он глухо, — это мужское дело…