— Ты вернулась в разведку?
— Ты сейчас это понял или еще тогда?
— Еще тогда. Хотя ты здорово шифровалась от меня, но я видел, что ты переменилась: стала жестче, собраннее. Домохозяйки такими не бывают.
— Почему же ты молчал?
— А что я мог сказать? «Не надо, Кэтрин, возвращайся к кастрюлям и подругам»? И потом, я не был уверен, что твой ведьмовский дар полностью исчез. Я отчасти даже боялся тебе в чем-либо перечить.
Она горько усмехнулась:
— Боялся, что я обрушу на тебя свои чары?
— Боялся, что ты бросишь меня, уйдешь и не вернешься. А на кого ты стала работать? На англичан?
— На американцев. События одиннадцатого сентября заставили меня вспомнить о том, что я наполовину американка. У меня сохранились кое-какие контакты еще с прежних времен, и я предложила свои услуги группе антитеррора.
Роберт удивленно приподнял брови.
— Стала аналитиком?
— Не только. Была инструктором, да и сама решила вернуть себе былую форму. Помнишь, я часто ходила на йогу? Так вот это была не йога.
— И у тебя получалось?
— Не забывай, что я была отличницей еще в восемьдесят шестом, когда поступила на службу в военную разведку. Здесь на меня нарадоваться не могли. Я была лучшей.
— Зачем ты мне сейчас это все рассказываешь?
Лицо Кэтрин вновь помрачнело.
— Ты утомился, милый? Хочешь спать?
— Нет, я…
— Тогда заткнись и слушай! Видеть тебя не могу!
Она вновь отвернулась к окну.
— Прости.
— Мне нужно тебе это рассказать. Чтобы ты понял, как я отношусь к предательству и что я под этим имею в виду. — Голос ее на мгновение дрогнул. — Чтобы ты понял, мерзавец, как поступил со мной.
В глазах ее вновь блеснули слезы. Честно сказать, Роберт не думал, что его признание будет иметь такие последствия. Он-то, дурачок, был готов к тому, что она просто даст ему по морде, соберет вещи и молча уйдет…
— Прости, — снова пробормотал он, но осекся, натолкнувшись на взгляд Кэтрин.
Она быстро поняла, к чему он клонит, и не дала ему возможности продолжить. Он хочет, чтобы она сейчас вновь ударила его, а потом рухнула ему в объятия и заплакала, как девчонка? Не дождется.
— Дай мне договорить. Ты ничего не поймешь, если это не услышишь.
— Хорошо, продолжай.
— В 2002 году, штудируя аналитические записки об очередной группе людей, которые вызывали у нас подозрения, я насторожилась. Мое внимание привлек один человек — мы тогда занимались учеными. И вот один из них, американец арабского происхождения, работал в лаборатории в Брукхейвене. Он был физиком-ядерщиком и приехал в Штаты всего за два-три года до того. Он вызывал определенные опасения — не у моих коллег, только у меня.