Когда возвращаюсь домой, звонит Бонч-Бруевич.
— Давай договоримся, я не отменяю завтрашнюю съемку. С утра разведу сцены, отрепетирую с актерами, а когда будет все готово — ты приедешь и сыграешь. Но если тебе совсем будет невмоготу, тогда, конечно, отменим. У нас жесткий график, ты же понимаешь… Постарайся!
— Да, конечно, я постараюсь! — отвечаю с энтузиазмом. Понимаю, все понимаю! И не хочу, чтобы меня выводили или выносили из боя, считали трусливым и немощным.
Ночью знобит. Петляю в горячих сырых подземельях, стараясь по наклону почвы определить вниз двигаюсь или вверх. Земля под ногами не дает ответ, но на сердце безотчетная радость. Как будто вскрыли нарыв и удалили инфекцию. Зреет предчувствие силы, что вот-вот вернется в мой измученный организм и быстро одолеет хворь. Представляя, как это произойдет, проваливаюсь в глубокий богатырский сон.
Рано утром звонит Настя.
— Ну, что, Лешенька, как ты? Сможешь сегодня работать?
На репетиции чувствую, сколько во мне таблеток и микстуры. Голова кружится. Реплики встают поперек мозга. Язык еле ворочается и едва помещается во рту — так и хочется перекинуть через плечо. Три дня я провел дома, в постели и, вот, снова работаю.
Паша отдолбил свой крупный план и теперь за камерой, как назло, как будто проваливается в вату. Подкидывает реплики вяло, пропускает фразы. То ли не выспался, то ли, наоборот, переспал…
— Слушай, Паша, говори свой текст, не пропускай, — прошу, наконец. — Я понимаю, что текста много. Но мне нужны твои реплики целиком. Иначе я как будто не там, а здесь, с тобой, усталым и с собой, напичканным лекарствами… Помоги, будь добр, брат!
До конца смены три часа, а у нас не сняты еще две дневных сцены. «Может, перенесут?» — тешусь надеждой. Очень хочется домой!
— Эти сцены могут быть и вечерними, — командует Володя. — Продолжаем!
Целый час ставят свет, высвечивают кладбище.
— Ничего, что хороним в темноте? — спрашивает кто-то из съемочной группы. — Вообще-то в темноте не хоронят.
«Если только это не твои надежды! — едко отвечаю мысленно. — Или мечты какие-нибудь сумасшедшие, родившиеся еще в детстве и протянувшие, как ни в чем не бывало, пару десятков лет, несмотря на перестройки, дефолты, инфляции, стагнации, мастурбации и прочую дребедень. — Хоронить мечты лучше всего получается как раз за полночь, когда демоны темноты, охотно засучивают рукава, и, поплевав на ладони и взявшись за кирки и лопаты, встают у тебя за спиной в ожидании отмашки, что можно начинать зарывать…»
— Будем считать это рассветом, — тут же придумывает Вознесенский. — За вами гонятся бандиты. Нет времени ждать — надо скорее похоронить отца Натальи и убраться ко всем чертям в Москву.