— Ты еще слишком маленькая, — сказал он заготовленную на все случаи жизни фразу, как будто я его спросила, откуда берутся дети или существует ли Санта-Клаус.
— Я не так уж и мала. Ты врал мне. Ты… ничего мне не рассказал о ней. Я имею в виду правду о вас двоих. А ведь она моя мать.
— Грех недосказанности не равен греху лжи.
— Конечно, — отрезала я, — ты же никогда не хочешь знать, виновен ли твой клиент на самом деле, да? Пожалуйста, можешь и дальше притворяться, что то, чем ты занимаешься, не аморально.
— Я адвокат, но не преступник. Ты все поймешь, когда сама будешь юристом.
— Нет, я не смогу.
— Конечно, сможешь.
— Нет, не пойму. — Я сделала глоток воды. — Поскольку я не буду юристом.
— Не говори ерунды! У тебя средний балл — пятерка. Ты же стремилась попасть на юридический. Это же была твоя цель.
— Нет, папа, это была твоя цель.
— Каллиопа, — сказал отец, откладывая в сторону белую салфетку, — только из-за того, что ты сердишься на меня, не стоит ставить крест на всей своей жизни.
— Я собираюсь поступать на исторический, — внезапно выдала я. Мои глаза расширились от удивления. Я и не думала говорить такое. Я об этом вообще не думала. Но когда я высказала эту идею, она звучала так правильно.
— Какого черта, — прохрипел он, — ты собираешься туда? Что ты будешь после этого делать? Это… бесполезно. Будешь преподавать?
— Может, я стану работать вместе с дядей.
Я буквально видела, как от отца пошла волна жара.
— Нет. И еще одно, юная леди: сейчас, за два месяца до начала последнего учебного года, не самое время заводить серьезные отношения. И кем бы ни был тот молодой человек, о котором ты упоминала, я прошу тебя — забудь о нем. Сконцентрируйся на учебе.
Я взглянула на него. Летом, когда я была маленькой, а папа уезжал путешествовать, у меня были няни, позже появился дядя Гарри. Или соседи из квартиры напротив. Семья Софии. Даже непостоянные подружки отца оставались приглядеть за мной, глупо надеясь, что если мы подружимся, мой отец на них женится. Или они получали предложение и затем надеялись, что дело действительно дойдет до свадьбы.
Меня, как Гульдинову амадину, воспитывал кто угодно, но только не мой отец. Совместные ужины были редкостью. Казалось, единственное, за чем он следил, так это за моими оценками. Каким-то образом тот факт, что я приносила домой одни пятерки, стал для него знаком, что я идеальна, что мой жизненный путь и мой мир развиваются так, как хочет он.
Но он всегда оставался чужаком.
Я устала ненавидеть его.
— Послушай, пап… ты ведь даже не знаешь меня.
— Не знаю свою собственную дочь? Не кажется ли тебе это нелепым? Немного чересчур, даже для тебя?