Я поняла, что ни за что на свете здесь не останусь.
«Я не хотела убивать. Не хотела… — говорила я себе. Я ненавидела этого мерзавца. Но все равно сидела, как парализованная: нельзя убить человека, даже такого, как Гриббон, и не сожалеть о содеянном…
Мы отплыли из Англии больше месяца назад: я, отец и брат Джордж. Мой отец был почти при смерти, когда очутился здесь. Помню, как, отправляясь в плаванье, он говорил, что морской воздух вылечит его непрерывный кашель…
Как и все остальные, мы приехали сюда за золотом со скромной суммой денег, большая часть которых ушла на билет. Отец настоял на том, чтобы ехать в Балларат, хотя я сомневалась в том, сможет ли он выдержать хотя бы часть пути. У нас оставалось несколько фунтов, когда мы приехали в «Диггерз Армс».
Гриббон не хотел принимать нас, неохотно выделив нам место в сарае за кухней. Мой отец пролежал там больше трех недель, пока не умер. К этому времени деньги кончились, и мы были должны Гриббону за еду, проживание и гонорар, который он заплатил случайному доктору. Тот бегло осмотрел отца и оставил немного лекарств. Не нашлось даже священника, который бы проводил отца в последний путь.
Джорджу, который до этого не держал в руках лопату, пришлось два дня копать могилу. Мой брат с нетерпением ждал, когда похороны закончатся и можно будет отправиться на прииски. Джордж понимал, что сестра для него лишь обуза, и хотел избавиться от меня, а Гриббона боялся больше, чем одинокой дороги и беглых каторжников. Как и я, он чувствовал силу Гриббона, приказавшего нам отработать свой долг, но не считал себя ответственным за этот долг и бросил меня здесь.
Гриббон затащил меня в свою постель так, словно это было обычной частью уплаты долга. Я не осознавала, что происходило со мной в ту ночь. Когда душа опустошена, ты не можешь почувствовать всю боль утраты, одиночества и унижения, просто не веришь в это. Но на следующий день я все поняла. Я решила бороться, зная, что рано или поздно сбегу отсюда.
Гриббон следил за мной, заставлял меня готовить и убирать, носить воду из ручья и даже колоть дрова, но не допускал до работы в баре. Он держал меня подальше от денег и людей, часто кричал на меня, обзывая грязной шлюхой.
«Диггерз Армс» — дикое, богом забытое место, но люди проезжали мимо отеля каждый день. Я знала, что кто-нибудь да подберет меня, но это должна быть семья. От Гриббона я научилась не верить мужчинам, едущим на прииски. Нет сомнений, среди них были и хорошие люди, но большинство состояло из таких, как Гриббон. Не было смысла менять мое настоящее положение на еще более тяжелое. По этой же причине я не могла отправится одна в Гилонг, Мельбурн или на прииски.