Банан подумал, что не такое уж он и дерьмо, раз ей так нравится.
Это первое.
И второе — ему тоже начинало нравиться, хотя груди у нее оказались такие, как он предполагал: большие, мягкие, белые груди немолодой женщины. Внезапно он вспомнил, что в детстве они называли такие «дойками» — когда бегали подсматривать в замазанные, но все равно просвечивающие окна соседней бани.
— Еще, — неожиданно звонким голосом проговорила хозяйка, — еще!
Love is all and love is everyone,
It is knowing, it is knowing…
— прошелестело в голове у Банана.
Далеко над горизонтом в тучах появился просвет, и мелькнул узкий, отливающий блестящим металлом луч солнца. Любовь — это все и любовь — это все, Это знание, это знание…
Хозяйка прерывисто дышала, Банан чувствовал, что ей хорошо, и вдруг подумал, что навряд ли сможет попросить у нее денег.
Когда женщине так хорошо, это уже само по себе заменяет плату.
Дождь почти стих, солнце становилось все безжалостнее, странное вечернее солнце, вновь возникшее на небе после мимолетной июньской грозы.
And ignorance and hate mourn the dead
It is believing, it is believing…
— продолжало играть в голове у Банана.
Очередной куплет песни «Завтра не знает, что будет завтра». А невежество и ненависть оплакивают мертвых, Это вера, это вера…
— Ты чудо! — сказала хозяйка, поправляя задравшуюся юбку.
Максим улыбнулся.
— Я тебя не отпущу! — продолжала хозяйка.
Максим улыбнулся еще раз и полез за сигаретами.
Но вдруг передумал и сделал то, чего совсем не собирался делать: обнял ее и поцеловал в усталые от времени губы, будто почувствовав, что она вот-вот заплачет.
И вновь подумал, какое он все же дерьмо.
— Дай мне сигарету! — попросила хозяйка.
Банан прикурил две сигареты и протянул одну ей.
Песня в голове разматывалась к финалу.
But listen to the colour of your dreams,
It is not leaving, it is not leaving…
— Я тебя не отпущу, — повторила хозяйка и внезапно добавила: — Ты поедешь со мной!
Она не сказала куда, а Банан и не спрашивал.
Он просто ответил, что не может, потому что ему надо лететь к сестре, и он сделает это, как только найдет деньги.
Фраза про деньги вырвалась непроизвольно, однако это была не просьба, а констатация факта. Но прислушайся к цвету своих грез, Это не уход, это не уход…
— Ты съездишь к сестре, а потом я возьму тебя с собой! — потерявшим звонкость голосом сказала хозяйка. Докурила сигарету и спросила так, будто он был ее секретарем или референтом, в общем — доверенным лицом, но еще и официально работающим на нее и получающим за это зарплату: — Тебе когда надо ехать?