…В родной моей деревне Студенки мало было грамотных людей. Газет здесь не получали. Вести поступали с опозданием и сильно искаженные. И только как отдаленное эхо канонады, гремевшей за тридевять земель, где-то в Мазурских болотах, часто приходили к нам сообщения о гибели «за царя и отечество» мужей, сыновей и братьев. Но вот в 1917 году стали в Студенки возвращаться с фронта солдаты.
— Долой войну! — кричали они на сходках. — Теперь свобода… Революция!..
В Липецке большевики на митингах говорили о том. что земля должна принадлежать крестьянам, а заводы и фабрики — рабочим.
…Фронт гражданской войны приближался к родным местам. Многие из моих сверстников ушли добровольцами
в Красную Армию. Я тоже отправился в Липецкий военный комиссариат.
Там мне сказали:
— Если хочешь поступить добровольцем в Красную Армию, то дай подписку, что будешь служить шесть месяцев.
Я готов был дать подписку хоть на шесть лет. В ту пору мне было девятнадцать.
И вот, получив направление в дивизион воздушных кораблей «Илья Муромец», я шагаю по аэродрому на окраине Липецка. На заснеженном поле стоят огромные двукрылые аэропланы с красными звездами, очень похожие на гигантских стрекоз. Одну такую «стрекозу» человек тридцать, ухая, заталкивают в палатку — ангар… Аэродром пересекает открытый автомобиль с какими-то военными, одетыми в блестящую черную кожу, и останавливается у маленького домика, с часовым у крыльца. Показав свое направление, в домик вхожу и я.
Встретил меня командир дивизиона Ремезюк — молодой еще, высокий, с большим красным бантом на груди. Робея, подал ему направление.
— Что, товарищ боец, вы умеете делать?
Меня назвали товарищем! Я осмелел и выпалил:
— Все… — и, увидев улыбку на лице командира, добавил — Все, что прикажете…
— А с двигателем внутреннего сгорания знакомы?
— Никогда в жизни не видел…
Вскоре выяснилось, что я умею только пахать, косить, молотить…
Ремезюк задумался. Потом еще раз улыбнулся и спросил:
— А за лошадьми умеете ухаживать, товарищ боец?