Он был частым гостем на Енисее, Лене, в Норильске, Дудинке, Игарке…
Однажды Молоков прилетел из Красноярска в Игарку. Здесь он получил телеграмму: «Срочно возвращайтесь в Красноярск». Тут же окружили летчики:
— Вася, слыхал: «Челюскин» в Ледовитом затонул, народ весь на льдину высадился.
Скорее в Красноярск. Только прилетел, получает распоряжение: забирайте летное обмундирование и немедленно во Владивосток. Тут уж Василии Сергеевич понял, что посылают его спасать челюскинцев.
Во Владивостоке Молоков впервые встретился с Каманиным — молодым командиром военного летного отряда, вместе с которым ему предстояло лететь.
Надо прямо сказать, первая их встреча большой дружбы пе предвещала. Каманин летел со своими военными летчиками и не очень одобрительно смотрел на включение в состав его отряда летчика «со стороны». В отряде Каманина было пять нилотов и пять самолетов — полный комплект. Молоков понимал молодого командира и не осуждал его, злая, что Каманин руководствуется исключительно интересами дела: он верил в своих военных летчиков, верил в то, что они справятся с поставленной задачей и не видел необходимости в замене кого-нибудь из них.
Все это честно и открыто Каманин высказал в беседе с Молоковым.
Самолеты уже были бережно погружены в трюм парохода. Прощальный гудок, и «Смоленск» неторопливо отваливает от стенки. Впереди — морокой путь на Камчатку. Как водится, отъезжающие толпятся на палубах, посылая берегу последние приветы.
Молоков на берегу. Он тоже кричит, машет руками, от всей души желая ребятам успеха. Он не плывет: самолета нет, а просто так путаться под ногами незачем.
«А жаль, — думал Василий Сергеевич. — Хотелось бы слетать на льдину. Доказать, что не зря готовился, учился все эти годы. Выполнить долг летчика-коммуниста… А разве сейчас, оставшись без самолета на берегу, я выполняю свой долг? Ведь ребята поехали молодые, горячие, а у меня — опыт полярного летчика, знание Севера… Нет, к черту самолюбие! Дело важнее!»
И в Москву, в Правительственную комиссию отправлена телеграмма, в которой Молоков сообщает о том, что из-за отсутствия машины не может принять участие в спасении челюскинцев, и просит, учитывая его опыт, знания и твердую уверенность в успехе, дать распоряжение о выделении ему самолета. Москва решала недолго. Тут же был получен ответ: «Дано указание о выделении вам самолета, догоняйте пароход».
Четыре часа бешеной езды на катере, и вот он, пароход.
Не медля ни минуты, Молоков попросил Каманина показать самолет. Спустились в трюм, Каманин указал на фюзеляж самолета, выкрашенного в темно-голубой цвет, с цифрой «2» на борту. Так и вошла потом эта машина в историю челюскинской эпопеи как молоковская «Голубая двойка».