В летний день, в тени столетней чинары, опершись на пестрые подушки, друзья пили чай и обдумывали, как дальше поступить — нельзя же примириться с долей рабов… Обычно под этой чинарой было многолюдно, сюда сходились мужчины потолковать о жизни. Сейчас еще никто не пришел с работы, и приятели могли поговорить по душам.
— Мухаммедкули, ты видел вчера пастуха на горной тропе?
— А чем он примечателен?
— Безоблачная жизнь… Ни горя, ни печали…
— Если пастух сыт и скотина не разбежалась, какое может быть у него горе?
— Почему же я не остался пастухом?
Мухаммедкули не почувствовал иронии друга,
— Странные вопросы задаешь.
— Нет, только подумай! Не знал бы грамоты, не читал газет и книг… Провались пропадом всё зло мира! А мы валяемся на зеленых холмах, играем на туйдуках, поем песни и веселимся!
— А волк утащил ярку, и бай на тебе живого места не оставил, — в тон ему продолжал Мухаммедкули.
— Побои можно перетерпеть и забыть. Легко забыть свою обиду. А если понимаешь, как мучается весь народ, разве забудешь? Помнишь, в древней книге прочитали… Как там в ней сказано: «Умножая знания, умножаешь скорбь…» Неплохо сказано.
— Другими словами — держи народ во мраке невежества, и он будет счастлив? Это нам знакомо. Это и мулла говорит в Нохуре…
— К народной мудрости надо прислушиваться. Говорят: «Не страшно быть трусом, страшно умереть». Как по-твоему?
— По-моему, пристав и арчин тебя крепко припугнули.
— А ты и уши развесил? Неужели не понимаешь, что я остался прежним? Но с кем же и поскулить, как не со старым другом?
— А зачем скулить?
— Э, брат, если земля жесткая, вол винит вола. Так вот и мы с тобой…
Между тем, под широкую тень чинары уже привычно собирались нохурцы. Завязывался пустой разговор. Шутили, смеялись. Рассказывали и печальные новости. Старик в плоском тельпеке, с бородой, деленной на три клочка, сообщил:
— Говорят, в Бахардене парень Муррук-бай тоже уволок дочь у бедняка Тогка из Арчмана. Привез ее в Дурун к арчину и остался там с ней ночевать. Отец с односельчанами кинулся в погоню, дурунский арчин вышел на порог и кричит: «Кому не жалко своей жизни, пусть входит в мою дверь!..» Понимаете, какое дело… Выходит, лежи под сапогом, да еще глаз не открывай!
Таких случаев в тот день наслышались семинаристы немало, разбоя и обид, — как грибов в дождливую весну. Каждый спешил поделиться и своими горестями. Но верно говорит народ: в горах не без волка, в народе не без вора. В тот день в тени нохурской чинары среди дехкан, окруживших городских юношей, затесался краснобородый волк. Когда все смеялись — он опускал глаза. Когда мрачнели — скалил зубы. Он нетерпеливо дергался, ёрзал на месте и, наконец, не выдержал, вмешался в разговор.