Да что же он?! Да ведь это же… Да ведь это же смерть!
Бежать! Из квартиры вон! Она все-таки его перехитрила. Это не шутка, а в самом деле убийство. Но если сбежать…
Невозможно сбежать! Баррикада из мебели. Кресло, тумбочка, шкаф… Он же сам запер себя, сам завалил выход, сам подстроил себе ловушку. Отсюда не выбраться. Да как же? Да как же?
Господи! Помоги, спаси! Я прошу Тебя, Господи!
Выбраться невозможно. Значит, нужно найти телефон и выбросить. Попытаться спастись таким образом. Пойти на звук мелодии и найти. Так просто…
Так жутко. И все равно – смерть.
Вот где телефон оказался – в ящике стола. Ну как же он не проверил? Как же с самого начала не догадался проверить здесь?
Ах ты господи! Да ведь это и не телефон – детская игрушка. Смешная детская, совершенно безопасная игрушка. Детская игрушка – вот оно что: она на загубленное детство свое намекает. На детство свое несостоявшееся – детской игрушкой. И это, вероятно, последняя шутка – прикол, как они, те, в чьи ряды благодаря его стараниям не влилась Соня, это называют. Ну что ж, посмеемся! Да, очень смешно! Господи, как же это смешно! Остроумная девочка. Как смешно, боже мой, как смешно!..
Нет! Что? Не может быть! Ах нет, нет, нет, нет!
Глава 6. Аграфена Тихоновна
Да разве я пожалела хоть раз – их или себя – за эти несколько дней, в которые выполняла последнюю волю моей девочки? Не пожалела и сейчас не жалею. И сердце почти не болит, так только, ноет слегка. Мне никого не жалко и совсем не страшно. А кого жалеть? Чего бояться? Долг выполнен, душа моей девочки успокоилась. Меня не мучают больше кошмары – Сонечка простила.
Все мертвы, все прощены и успокоены, теперь очередь за мной. Убийца придет, когда за окном совсем смеркнется.
Холодны и пусты мои комнаты, хотя я еще здесь. Мои вещи меня уже не принимают в расчет, не желают подчиняться: от чайника стало вдруг почему-то бить током, чашка упала на пол и разбилась.
Чай заварился плохо. Не страшно, лишь бы согреться. Холодно, мне все время холодно. Пожалуй, это одно только и мучает. В тот день, когда погибла Катя, меня так знобило, что под двумя пуховыми одеялами не могла согреться, и чай не помогал. Игорек все с каплями вокруг меня суетился, а я пила чай, горячий, почти кипяток, но все равно согреться не могла.
Мне Катю не жалко. Я ни о чем не жалею. Все мертвы, и все прощены. Пусть судит тот, кто не испытал такого. Я все взяла на себя, все их грехи взяла на себя.
Когда же он придет, мой убийца?
Вот я так же жду, как Сонечка ждала. Только у меня нет двойника, и разговаривать не с кем, некому рассказывать мне сказки о счастливо прожитой жизни одной счастливой женщины. Он придет, когда наступят сумерки. Уже начало смеркаться.