— Небось с Жабиным ходила.
— С Жабиным? А ты откуда знаешь?
— Знаю. И лучше не вертись, ребята видели… Ходила?
— Ходила! — вызывающе ответила Оля и вдруг громко и заливисто рассмеялась. — Жабин знаешь какой? Как настоящий кавалер.
Она спрыгнула с лебедки и, чуть отставив левую ногу, приосанилась, изображая Жабина:
— «Олечка, разрешите юноше пригласить вас в кино! Разрешите быть вашим кавалером! Разрешите взять вас под ручку! Не хотите ли попить морсу?»
— Это Жабин так рассыпался? — хмуро спросил Мазай.
— Да, юноша Жабин. Вот пошла с ним в кино и дала себе слово: никогда больше с мальчишками не ходить. Никогда! И мое слово — твердое. Вот! Только с девчонками буду ходить или когда всей группой. Ясно?
— А почему?
— Все потому.
— Нет, ты скажи, — допытывался Мазай.
— Много будешь знать — скоро постареешь.
— Не скажешь?
— Почему не сказать? Скажу. С ним идешь, как с человеком, как с товарищем, а он начинает кавалерничать. Нужно мне это! Даже вспоминать противно!
— Ну, погоди! Я до него доберусь! Я ему кости посчитаю!
— Не трудитесь, товарищ староста, — насмешливо сказала Оля, — без вашей помощи обойдусь. Я его так отбрила, что забыл кавалерничать.
— А за что? Обидел он? А? За что? — горячо спросил Мазай и схватил Олю за руку.
— Пусти, руку сломаешь! Вот как раз за это самое.
Языком болтай, а рукам воли не давай! Тоже мне, защитник нашелся! Сказала — пусти! Ну!
Оля резким рывком освободила руку. Там, где цепко держали пальцы Мазая, осталась саднящая боль. Оля погладила ноющее место.
— Медведь — вот ты кто! Разве так можно? Рука вся посинела. Тоже, нашел где силу показывать!
Ее начало разбирать зло на Мазая: обращается грубо, словно с вещью, и еще набивается в защитники. Она его об этом не просила и просить не будет. Без Мазая обойдется. Да и вообще ей не нужно никаких защитников. Подумаешь!
— С чего это тебе вдруг захотелось Жабину кости посчитать? Ведь он не с тобой в кино ходил, а со мной! Я тебя не просила, чтобы ты надо мной шефствовал. Понятно?
Лицо Мазая стало пунцовым. Он уперся взглядом в землю и ботинком начал усердно расчищать перед собой снег.
«Ага! Злится», — подумала Оля и продолжала:
— Вообще ты много бахвалишься. «Я да я!» А получается не всегда так, как нахвастаешь.
Мазай сверкнул глазами, но промолчал.
— Говорят, что позавчера вечером ты кому-то в общежитии, в своей комнате, всыпать хотел, а попало тебе, да так, что еле ноги унес.
Она задела Мазая за самое больное, что уже второй день не давало ему покоя.
— Ну, это не твое дело! И мы еще посмотрим, кто унесет, кто нет, — пробурчал он.