Джойл встала, желая встряхнуть его, и Донован инстинктивно взялся за нижний конец, чтобы помочь ей. Свет лампы отразился в бисере, которым был обшит лиф платья, и художник на секунду увидел Джойл на викторианском балу, кружащуюся в танце с неким элегантно одетым молодым человеком, и был удивлен, почувствовав укол ревности к тому, кто существовал лишь в его воображении.
Джойл была просто зачарована сундуком, и Дон даже пожалел, что эти платья и аксессуары так завладели ее вниманием. Он привел ее домой неспроста, и пора уже было переходить к делу, но, прежде чем вымолвить слово, Донован поднял глаза на гостью и увидел, как она оглядывается по сторонам в поисках зеркала.
— У меня в спальне есть зеркало, — проговорил он невинным голосом.
Но женщину это не обмануло. Она понимающе усмехнулась и подошла к большой стеклянной двери шкафа.
— Мне и этого хватит, спасибо… Ты знаешь, тебе так повезло с этим наследством, — проговорила она, приложив к себе платье и медленно поворачиваясь перед отражением.
Дон оперся локтем на спинку дивана.
— Да, знаю. Я подумал, может, мне надеть его на церемонию вручения наград торговой палаты в марте.
Смеясь, Джойл вернулась к столу.
— Я имею в виду, что здорово, когда владеешь платьем и сумочкой, которые явно принадлежали изящной и стильной даме. Может быть, она даже сшила их собственными руками. Там на них нет этикеток, а в то время женщины нередко сами себе шили выходной наряд.
Она стала аккуратно складывать его, чтобы положить обратно в сундук.
— У меня дома есть специальная бумага, которой нужно накрывать такие вещи, чтобы однажды уже наши внуки могли увидеть, что не все прекрасное в мире работает от батареек. Я дам тебе такую бумагу.
— Я думал подарить это платье тебе, — сказал Донован.
Джойл остановилась, ее рот раскрылся, а глаза расширились как блюдца.
— Что? — наконец выдохнула она. Донован, наконец, поймал ее на удочку.
— Ты не хотела бы его иметь? — продолжил он осторожно.
Какое-то мгновение гостья пребывала в растерянности.
— Нет, — наконец ответила она, но затем быстро поправилась. — То есть да, конечно. Кто бы не хотел? Но, оно же твое. Я имею в виду, оно должно остаться в твоей семье.
Донован пожал плечами.
— Вся моя семья — это я. Отец мой умер, братьев и сестер у него не было. А у нас с Фанни детей, слава Богу, нет…
Донован взглянул на нее и увидел в ее глазах сострадание. Он остро почувствовал одиночество и вместе с тем отчетливо ощутил, как он нуждается в Джойл.
— Но почему ты должен отдавать его мне? — спросила она.
Он выдержал ее взгляд. Он собирался сказать правду, но это нужно было сделать осторожно.