Когда Марина сняла строгий костюм и блузку, ей показалось, что вместе с ними с нее слетела и броня, в которую она заковала себя перед вылетом на Сицилию. В своей новой жизни в Лондоне она никогда не надела бы свободную тонкую рубашку нежно-бирюзового цвета и белые бриджи, которые дал ей Пьетро. Вещи такого рода носила прежняя Марина, более молодая и наивная. И куда более счастливая.
Марина бросила взгляд в зеркало и замерла, пораженная. Ее волосы торчали в разные стороны, макияж размазался по всему лицу. И все-таки сейчас она выглядела лучше, чем все эти два года. Ее глаза сияли, а щеки покрывал свежий румянец.
Неужели всего лишь воспоминания об их с Пьетро счастливой жизни вместе воскресили ее?
Марина прижала руки к горящим щекам, но глаза ее продолжали источать мягкий свет.
– Будь осторожна, – велела Марина, глядя на свое отражение. – Будь очень, очень осторожна.
Разум изо всех сил старался убедить ее в правильности этого предостережения, но, когда она подошла к двери, ее сердце забилось сильно-сильно, словно в предвкушении, словно она собиралась войти в глубокие, темные воды, таящие в себе неисчислимые опасности.
И самым страшным было то, что она не могла найти в себе хоть каплю страха перед тем, что ее ожидало.
Солнце уже садилось, когда они вернулись в коттедж. Закатные лучи окрашивали его стены в неземной пунцовый цвет, делая его нереальным, как мечта, и Марине казалось, что она действительно попала в сказку. Ужин с Пьетро, и правда, стал передышкой, отдыхом от мучительных разговоров и воспоминаний. Они гуляли, разговаривали на безопасные, обыденные темы, вкусно ели и пили хорошее вино, и если было в этом вечере что-то тревожащее, то только то, что их руки иногда встречались, сталкивались, соприкасались. Марине приходилось сражаться с собой, чтобы удержаться и не переплести свои пальцы с его, и не пойти дальше рука об руку с Пьетро. У нее больше не было такого права, а Пьетро не проявлял ни инициативы, ни желания восстановить их прежнюю близость.
Подходя все ближе к коттеджу, Марина чувствовала, как свет в ее душе гаснет и тени подступают к ней, окружают ее со всех сторон. Перерыв кончался, снова наступало время битвы, горьких слов и тяжелых мыслей.
Оттягивать неизбежное было глупо, и Марина первая заговорила, когда они вошли в дом:
– Ну, что еще нам нужно обговорить?
Она смотрела в окно так упорно, что скоро очертания зеленых деревьев и розовых облаков на фиолетовом небе начали размываться. Марина просто не могла смотреть на Пьетро. Ее решимость, с таким трудом накопленная, немедленно испарится, если она увидит его лицо, улыбавшееся ей через столик, его глаза, смотревшие так тепло еще несколько минут назад, губы, говорившие тихо и ласково. За окном все было спокойно и неподвижно, только по стене быстро пробежала зеленая ящерка и спряталась между большими камнями старой кладки.