Памятуя о том, что Анна Викентьевна оказалась слабым звеном и каким-то образом «прокололась» в деле сохранения Тошкиной тайны, Рина поначалу решила не говорить ей всей правды. Однако солгать старушке у нее не получилось, и в итоге она выложила все начистоту.
— И что же ты собираешься делать? — поинтересовалась Анна Викентьевна, пристально вглядываясь в ее осунувшееся лицо. — Оставишь мальчика у себя?
Рина молча кивнула. Она была уверена, что сейчас на нее посыплются ахи и охи, однако Анна Викентьевна ее удивила.
— Как замечательно, — сказала старушка, утирая слезы умиления крохотным кружевным платочком. — Сестра и брат будут расти вместе. Ариша, ты отважная девочка, и к тому же необыкновенно добрая. Я горжусь тобой. Да, горжусь, — пылко добавила она.
Рина хотела что-то сказать, но Анна Викентьевна ее перебила:
— А сейчас отправляйся-ка спать, моя милая, — не терпящим возражения тоном заявила она. — Твои ужасные синяки под глазами могут напугать кого угодно, а уж детей и подавно. Не волнуйся, пожалуйста — манную кашу я готовить еще не разучилась.
Рина так обрадовалась неожиданно подоспевшей помощи, что чуть не расплакалась. Однако сил на то, чтобы рассыпаться в благодарностях, у нее не было, поэтому, криво улыбнувшись, она лишь кивнула и покорно поплелась в свою спальню.
Несколько часов полноценного сна сделали свое волшебное дело, и к полудню Рина снова была в полной боевой готовности. Анна Викентьевна, отчитавшись о проделанной работе, отправилась домой утешать заскучавшую без нее Матильду, а Рина осторожно засунула голову в гостиную, чтобы взглянуть на детей.
Антошка, которому после завтрака Анна Викентьевна успела дать очередную порцию лекарства, снова спал. Тошка же лежала на диване под толстым стеганым одеялом и задумчиво смотрела в потолок.
— На-ка, дружок, выпей чайку, — сказала Рина, присаживаясь на краешек дивана и протягивая дочери огромную синюю чашку, пахнущую заваренной травой.
— Уф, как я ненавижу ромашковый чай, — сморщила нос Тошка, однако приподнялась на локте и покорно сделала большой глоток. Потом она настороженно посмотрела на Рину и спросила:
— Мам, ты на меня не сердишься?
— За что? — улыбнулась Рина, отводя со лба дочери золотистую прядку.
— За то, что за Антошкой не углядела. За то, что в обморок свалилась, как кисейная барышня.
— Глупенькая, в жизни и не такое бывает, не огорчайся.
— А что мы скажем бабушке Нине Никифоровне? — продолжала волноваться Тошка. — Как объясним?
— Так и объясним. Главное, все закончилось благополучно, а остальное все ерунда.