– Многим блатным из числа тех, что воевали, а потом снова отправились в места заключения, удалось скрыть от своих, что они – «суки», – продолжал Розов. – Ну, а органы такой информацией владеют. И эти сведения можно использовать, если по уму, с солидной приваркой: в конце концов, какая разница, за что свои же посадят на перо? За то, что ты воевал за страну – и, стало быть, сотрудничал с властями и ссучился, – или же за то, что ты, так сказать, взаимодействуешь с органами уже в мирное время и сдаешь информацию в обмен, скажем так, на некоторые послабления? То есть – опять же ссучился? То-то и оно. Я не буду посвящать вас во все детали работы, Семен Андреевич, да оно вам и ни к чему. К общей картине ничего не добавит. Скоро у меня встреча с нужным человеком – тогда многое прояснится. В том числе и то, куда дели труп Льда и что намерены предпринять воры в ответ. Ведь, по их понятиям, они обязаны найти виновного.
– Это да…
– Хотя уверен, что многие только рады смерти Ильи Холодова.
– Тоже – да.
Следователь Розов склонил голову к плечу и осторожно спросил:
– Давно знаете этого Льда? Успел насолить?
– Да как тебе сказать, Ростислав… По крайней мере, у меня есть все основания сожалеть, что он умер так скоропостижно. Не повидавшись со мной, – произнес заместитель министра Госконтроля СССР, человек, который в принципе не должен интересоваться отдельными людьми вне его системы. – Это был отличный враг.
Последняя фраза, в особенности тот тон, каким она была произнесена, заставила Ростислава Ростиславовича Розова издать коротенький гортанный звук и, налив себе коньяку, промочить пересохшее горло.
Лаша Гогоберидзе вертел в руках колоду карт. Однажды отказавшись от промысла каталы, он унимал неизбывный зуд в пальцах очень простым способом: обыгрывал в карты собственного двоюродного брата Реваза, помогавшего ему по кухне, а иногда и жену – хотя последнюю привлекали в компанию очень редко. Ну, во-первых – баба, а во-вторых, Лаша иногда подозревал, что шустрая Нина обращается с этими опасными кусочками картона едва ли не виртуознее, чем он сам.
В тот самый момент, когда он все-таки решил предложить Ревазу сыграть на то, кто будет мариновать мясо в котле, в харчевню вошли четверо. Сначала Гогоберидзе подумал, что это очередная комиссия, проверяющая заведение Лаши на соответствие нормам советского общепита, но тотчас же узнал в человеке с резкими чертами лица Джебраила Гатагова – Гавану – и проговорил:
– Гамарджоба! Какими судьбами, дорогой? Последний раз виделись, если не ошибаюсь… в Гурзуфе?