Но, вытащив дракары на берег, воины Магнуса не спешили под стены замка с таранами в руках, и корабельные мачты не сбивали они в лестницы. Конунг ждал. Нетерпеливо поглядывал на колдунов, простерших длани к черным небесам. От запястий троицы к телу Бьярни струились молнии, сполохи-нити то натягивались, то провисали на мгновение.
Бьярни – молот. Стена – наковальня. Что крепче, а?
Он приложился ребрами о кладку, дыхание прочь, в глазах потемнело. Удар! Еще! Еще! Крошится камень. Стена вот-вот рухнет.
Уже рухнула.
Узкоглаз опустился в клубы пыли. Оборвались нити-сполохи. Там, на берегу, колдуны бессильно свалились на мокрую гальку.
И началось.
Ыыыышшчч! Секира расколола череп надвое от виска до бороды. Кончик меча вырезал руну войны на горле врага.
– Аа-а-а-а-а! – спешили к пролому головорезы Магнуса.
Но Бьярни успел раньше всех.
И он счастлив.
В пожаре, в копоти ничего не разобрать. Под ногами алые ручьи.
В багровом зареве обозначился храм. Здесь, как и во всем Мидгарде, поклоняются Проткнутому. Но для настоящего викинга нет ничего святого.
– Кхы! – Он сплевывает хлопья пены и плечом вышибает дверь, разрисованную причудливым орнаментом. На его теле не отыщется сухого пятнышка: чужая кровь пропитала холщовые штаны, слиплась в волосах.
Святые отцы умирают словно бараны под ножом мясника, они даже не пытаются защищаться. Их смирение не смягчает Бьярни, но лишь сильнее раззадоривает. Факел падает на сваленные в кучу дароносицы и трупы святош. Все это взбрызнуто благовониями и приправлено осколками ритуальных сосудов.
Убивать! Жечь! Не останавливаться!
С самого толстого святоши он содрал кожу и ножом приколол к дверям полыхающего храма.
И снова в бой. И высверки стали. И вкус железа на языке – это зверь рвется наружу.
Не пускать!
Самому мало.
* * *
Широкая пасть бойницы, ставни выбиты. Снаружи – охваченные пожаром руины.
В покоях владыки Йотунборга тесно от непрошеных гостей. Товарищи рады за Бьярни, дейч одобрительно ржут, втирая в бороды пролитую из кружек брагу. Как же, Узкоглаз огромной чести удостоен, ха-ха! Чести встать на колено перед конунгом. Да, перед самим Магнусом, но все же на колено!
А что поделаешь, коль Зловредный потребовал от него присягу вассальной верности? Тут и руки, о меч намозоленные, в ладошки конунга сунешь, и поклянешься служить верой и правдой. А на колено надо опуститься, чтоб было удобней ножки Магнуса целовать.
Хе-хе! Ах-ха-ха! Сапоги лизать! Словно пес шелудивый! За кость обглоданную!
У Бьярни отобрали оружие. Точнее – сам отдал. Он не успел омыть тело, чужая кровь каплет на шкуру палэсьмурта, распятую на полу, а в глазах еще мерцает багровое зарево. Бьярни смутно понимает, что происходит. Ему говорят что-то, кричат в ухо – просят помочь, не отказать.