Змеевик давненько не был в деле. Антон тщательно промыл его родниковой водой. Стеклянный, он засверкал на солнце. На ладонях Антона задрожали многоцветные полосатые пятнышки. Они обещали большое веселье. Антон забавлялся, двигая ладонью, как бы заставляя их бегать по ладони. Светящаяся победительная яркость солнечных пятнышек находилась в возмутительном противоречии с суровой — ритуальной — сосредоточенностью Антона. То был порог между двумя мирами. Самогонное дело поднимало с одра умирающих, заставляло улыбаться мертвецов.
Пора было разжигать огонек, ставить чан с брагой, а Антон все не мог насмотреться на пятнышки, терял драгоценное время.
…Как и большинство граждан страны, он вырос в детском доме. В детские дома поступали младенцы от женщин, предпочитавших свободу семейным радостям, а также радостям одинокого материнства. Таким образом, первыми осмысленными воспоминаниями большинства граждан — и Антона в их числе — были: серое поле простыни, жесткие переворачивающие руки, решетка кровати, острый запах мочи, сосущее чувство голода.
В положенное время Антон поднялся на ноги, и мир значительно расширился. Он увидел нескончаемый барак, черные ряды клеток-кроватей, дощатый облупленный пол, белый потолок со свисающими на шнурах голыми лампочками. После каждого кормления звучала сирена. Тут же задергивались шторы. Надо было спать.
Однажды шторы на окне перед кроватью Антона задернули неплотно. Антон, как полагается, вытянул руки поверх одеяла, как вдруг что-то беспокояще-светлое опустилось на закрытые глаза. Антон пошевелился. Свет ушел, но на щеке как будто осталась большая сухая слеза. В отличие от настоящей слезы она не скатилась, а угрелась в уголке рта. Антон осторожно повернулся на бок, увидел радужный — не больше монеты — кружок на серой застиранной простыне. Он был невидимо связан с солнечным лучом, незаконно проторившим дорогу сквозь неплотно задвинутые шторы. Антон просунул ногу сквозь решетку, дотянулся до шторы, желая еще больше приоткрыть. Кружок превратился в овал, переместился с серой простыни на черную спинку кровати. Антон выпростал из-под одеяла ногу, овал пристроился на ноге. Антон впервые в жизни засмеялся. Тут же на кровать упала узкая, как от сточенного ножа, тень, жесткая рука больно шлепнула Антона, уложила как надо. Шторы задвинулись наглухо…
В темной котельной по змеевику побежали иные — огненные — блики. Змеевик был коридором, где происходило превращение вещества. Такие коридоры всегда взаимодействуют с огнем, они — преддверие ада. Антон знал, что такое ад, из старых книг. Ад был вечной смертью после смерти.