Впрочем, что там с Бёрдом? Я хотел перечитать некоторые места из него… и когда через два часа ко мне просунул голову Барклей, то он хохотнул: «Мда… И это вы называете устроиться?»
В итоге до обеда мне пришлось распаковываться. Когда я справился с этой задачей, то удивился, насколько большой была моя каюта. По-царски большой! Другие каюты тоже были княжескими. Капитан Котгас, которого уважительно звали «стариком» или «отцом», заглядывал к каждому из обладателей кают. Затем следовала беседа: «Довольны ли вы своими палатами?»
«Конечно! Даже более того. Они великолепны!»
«Ну что же, это не может не радовать! Открою вам маленький секрет, — после этого капитан понижал голос, чтобы его не было слышно за переборкой. — Это лучшая каюта на моем борту».
В это поверил даже метеоролог Ланге, хотя он должен был сразу же заметить, что если в его каюте находились консервы, то у него не могло быть под рукой надувной лодки. Это он потребует позже… а пока Ланге нам рассказывал о своей первой схватке на траверзе бакборта с грохочущими консервами. Мы очень жалели его. Но все-таки другого места не было!
Впрочем, мы не были шикарным океанским лайнером с бассейном и площадкой для игры в гольф. Мы были экспедиционным кораблем. Некоторое время наши каюты являлись рабочими местами. Даже потребность в их украшении была для нас явлением второй или даже третьей очереди. На стенах висели географические и морские карты. Никаких других изображений не было. Ящики столов были предназначены не для личных вещей. В них должны были находиться исключительно важные предметы: карандаши, почтовая бумага, табак и спички.
Было очень холодно. Как на палубе, так и в каютах. Отопление еще не было налажено. Как результат — не работал водопровод. Вода в трубах замерзала! Зрелище, подобающее для пребывания в Антарктике! «Шеф», который был ответственен за все на борту «машины», не осмеливался даже перекусить. Мы его не видели во время еды. Все осложнялось тем, что пару часов назад сломалась одна из плит. Бедняга «шеф»! Когда дело касается пустого желудка, то кровожадными могут быть не только женщины! Впрочем, лично я не буду участвовать в «экзекуции». Я предусмотрительно готовлю на керосинном примусе «Петролиум». У меня также есть несколько свечей для освещения каюты. Если бы остальные восемьдесят членов экспедиции внезапно взбунтовались от голода, право, не берусь судить, на чей бы стороне я оказался. Однако тот факт, что даже после одиннадцати недель экспедиции «шеф» был жив, здоров, добр и весел, говорит о том, что неполадки в плите на камбузе были очень быстро устранены.