– Кладбище? – удивленно переспросила хозяйка. Не понять хоть и слегка старомодного, но прекрасно поставленного в свое время немецкого Маркова она не могла и была удивлена именно характером вопроса.
Капитан попросил подробно объяснить ему туда дорогу. Женщина рассказала. Поблагодарив, Марков инстинктивно закончил разговор легким полупоклоном, чем снова вызвал пристальный взгляд хозяйки. Уже выходя из комнаты, машинально задержался еще перед одной настенной фотографией. На ней статный молодой лейтенант в кайзеровском мундире и пикхельме с достоинством облокотился о спинку резного готического кресла. В кресле сидела, склонив голову, красивая девушка в белом платье с розой в руке. На карточке было выведено золотистой вязью с завитушками: «Потсдам, 1912». С поправкой на возраст Марков признал в девушке и лейтенанте хозяйку и полковника вермахта из первой фотографии на каминной полке. Губы хозяйки чуть дрогнули.
– Извините, – поспешно сказал Марков и вышел на улицу.
С заднего двора на кухню ввалился сержант Куценко. Зашвырнул в раковину окровавленный нож. На дворе стояла тишина – с поросенком было покончено. Свин даже не пикнул.
– А ну, мамаша, дай пройти. – Вытерев грязные окровавленные руки о висевший на крючке кухонный передник, сержант протиснулся между немкой и лейтенантом Чередниченко. Хозяйка так и остолбенела, уставившись на передник, и, казалось, потеряла дар речи. Чередниченко поспешил следом за сержантом.
– И чего товарищ капитан с ней возится? – закуривая трофейную сигарету, произнес Куценко.
– Старая школа, – уважительно произнес Чередниченко.
– Да уж, давно заметил. – Выпуская дым через нижнюю губу, покивал в ответ сержант и значительно поглядел на собеседника. – Ладно, пойду гляну, где у этой ведьмы сковородки…
Чередниченко всплеснул руками и прыснул беззвучным смехом в собранные лодочкой к лицу ладони.
Городское кладбище располагалось на живописном холме. Снаружи по периметру каменной оштукатуренной ограды были посажены вековые дубы. Грузовик подогнали прямо к кованым чугунным воротам. Куценко сам попросил оставить его на хозяйстве. Проводив отъезжавший от особняка «Опель», сержант отвинтил крышку трофейной фляги в суконном чехле и, сделав приличный глоток, отправился на кухню. Остальные разведчики были сейчас тут, на кладбище. В маленькой мастерской, совмещенной с домиком кладбищенского смотрителя, обнаружили свежеструганый сосновый гроб. Немец-старик в клетчатом пледе, наброшенном поверх потертого пиджака, указал место и отошел на приличное расстояние. Понурая овчарка, такая же, наверное, старая по собачьим меркам, как и ее хозяин по человеческим, медленно подошла к смотрителю и устало улеглась у его ног. Старик маячил в отдалении, худой и прямой, как палка, все время, пока солдаты копали могилу. Старшину похоронили рядом с роскошным надгробием из черного мрамора, под которым, судя по надписи, уже сорок лет покоился некий Курт Майер.