– Все на пол! – заорал Туманов. Повалил Оксану, закрыл ей голову. Свалилось что-то в рубке, катер резко повело в сторону.
– Все в порядке, – проорал Газарян, – я держу штурвал!
– Да хрен ты его держишь! – визжала Оксана, катаясь по палубе. Туманов кинулся ее ловить – как бы за борт опять не упала. Она ударилась в леер, тоскливо воя, вонзилась в ворох каких-то мешков, канатов, предметов непонятного (но явно морского) назначения. Туманов накрыл девушку, как бык овцу. Катер уже не носило, словно машину с летней резиной по льду – трещал мотор, суденышко шло, разбивая носом вздыбленную серую воду. По правому борту остались террасы, заваленные щебнем, обломки красных песчаников, огромные гранитные утесы, обрывающиеся в воду. С каменных расщелин, с карнизов скал с криками снимались стаи птиц, кружили над островом. Распахнулась седловина, засыпанная камнями. Газарян лихорадочно выкручивал штурвал – суденышко легло на левый борт, принялось обходить остров по широкой дуге.
– Рудик, ты точно не ранен? – крикнул Туманов.
– Думаю, да! – подумав, отозвался парень.
– Да – это что? – не понял Павел.
– Слушай, ты, – завертелась под ним Оксана, – может, снимешь руку с моего третьего размера?
«Мой любимый размер», – машинально подумал Туманов, неохотно убирая руку. Глаза Оксаны блестели совсем рядом. Она смотрела на него, не моргая, дышала, словно пешком поднялась на небоскреб.
– Бесстыжие! – хохотал из рубки Газарян. – Ого-го, мы наблюдаем рождение большого и светлого чувства! Дорогая, а как же я?
– Да пошли вы все, – разозлилась Штурм и стала выкручиваться.
Налетел ураганный ветер. Корпус катера отчаянно затрещал.
– Ой, меня сейчас унесет, – запищала Оксана.
Двигатель разработался, уже не кашлял – глухо рокотал. Несколько минут спустя они собрались в пропахшей потом и металлом рубке. Людей трясло от холода, мокрая одежда стояла колом. Допили оставшийся коньяк, зачарованно смотрели, как на расстоянии пяти-шести кабельтовых в полной мистической красе предстает остров, с которого они вырвались. Островерхие скалы почти касались клубящихся туч, волны захлестывали нагромождения валунов. Казалось, он не отдаляется, а медленно движется вдогонку.
А впереди клубилась непредсказуемая муть. Огромные кучевые облака наезжали друг на друга, дробились на отдельные клочья.
– Ты бы лучше сбавил ход, – проворчал Туманов, – а то впишемся куда-нибудь не туда.
– Я лучше знаю, как лучше, Павел Игоревич, – смело заявил Газарян, поглаживая цветущий ржавчиной штурвал. – Не волнуйтесь, я чувствую эту штуковину. У меня отец работал в ремонтных доках на Истре, я такие корыта водил с ним до семнадцати лет, пока школу не окончил.