Твой сын, Одесса (Карев) - страница 90

— Плохи дела, Павел Владимирович. Верные люди рассказали: замуровали фашисты партизан в тупиковых шахтах под Молдаванкой. Начисто замуровали.

Бадаев нервно затянулся сигаретой:

— Может, сведения ошибочны, Иван Афанасьевич?

— Нет. Верные, — покачал головой старик. — Старший штейгер рассказал. Мы с ним в катакомбы на сходки ходили в девятьсот пятом, здесь же партизанили в гражданскую, четверть века хлеб ломиком да пилой добывали. Я ему, как себе, верю.

— Может, он ошибся, может, не совсем замуровали?

Иван Афанасьевич недовольно поскреб прокуренными пальцами небритый подбородок:

— Ему все щели на Молдаванке ведомы. Говорит, сурчиной норы, паразиты, не оставили, все бетоном залили.

— А позашкурных, обходных ходов под Молдаванку нет?

— Был один через большекуяльницкие и кривобалковские катакомбы, да лет пять тому на одном участке земляной пласт осел, перекрыло, тупик образовался…

Как помочь товарищам, попавшим в беду? Как спасти людей? Сизым облачком вьется дым от Кужелевой самокрутки, от Бадаевской сигареты, вытекает тонкой струйкой за сквозняком в штольню…

— Ты дуже не журись, товарищ командир, — покрутил стрельчатые усы старый горняк. — Може, я и помогу беде. Есть еще один, совсем старый ход из города. Можно той дырой пробраться под Еврейское кладбище, обойти подземными дорогами Бугаевку… Дальний ход, километров двадцать идти надо под землей, и якщо не наткнемся на сдвиги земляных пластов, то найдем дорогу к замурованным товарищам. Правда, хода там задавленные, кое-где и на животе нужно проползать, местами завалы бута руками разбирать придется… А мне уже седьмой десяток. Дай кого из хлопцев покрепче мне в помощники… Авось, выведем… Не пропадать же людям, в самделе…

А поверят ли партизаны незнакомым людям? Не сочтут ли их за провокаторов, подосланных оккупантами? Ведь отряд в катакомбах, что рота в бою, — уйти без приказа не смеет. Оставить боевой пост может только мертвый — таков закон чекиста… Нет, никто, кроме Бадаева, не выведет их. Только ему, только ему, ему одному может поверить командир попавшего в беду отряда.

Ход, о котором говорил дед Кужель, начинается где-то в парке, у Ланжероновского пляжа. Прежде чем в него войти, надо выйти в город, разведать, не обнаружен ли он фашистами, хотя старый шахтер и уверяет, что дырой той с самой гражданской войны никто не пользовался и занесло ее прелым листом за двадцать с лишним лет так, что днем с огнем ее не найдешь.

Правда, оставлять отряд надолго Бадаев по инструкции не имеет права. Хотя он несколько раз выходил в город и даже оставался там суток по двое, но каждый раз на то было разрешение Москвы. А где его взять, то разрешение, когда уже третьи сутки нет связи, в наушниках, кроме треска электрических разрядов, ничего не услышишь… А там гибнут, задыхаются боевые товарищи. Бадаев невольно вспоминает, как в декабре и здесь задыхались газами в подземном склепе — еще бы полсуток и… В инструкции, конечно, многие случаи предусмотрены, и писали ее умные люди, но такой случай, как у катакомбистов, предусмотреть никто не мог — считай, со времен Спартака люди в катакомбах не воевали. Значит, надо соображать самому, соображать не мешкая.