Бадаев приказал позвать связную Тамару Межигурскую и приготовить фонари.
…Яша очень жалел, что не застал Владимира Александровича у Бойко.
— Да он всего минут десять, не больше, был, — прищурил один глаз Бойко, будто прицеливаясь в Яшу. — Нервничал чего-то и торопился. Да и явился, заметь, с утра, никогда в такую рань не приходил.
— Один был?
— Нет. С мим Тамара Меньшая и еще какой-то усатый старик. Водит всяких тут на нелегальную квартиру, никакой конспирации. А еще чекист!
— Куда ушел, не сказал?
— Нет. Переоделся, чтобы катакомбами не пахло, услал куда-то связную и ушел со стариком. Велел Тамаре быть здесь завтра к вечеру. Может, и он придет. Я велел Петру Продышко спирта и пива доставить.
— Вы бы еще додумались оркестр выставить для встречи.
…Девятого февраля 1942 года над Одессой валил густой снег, злой ветер подхватывал его, закручивал в белые жгуты, с воем и свистом хлестал теми жгутами прохожих по лицам, по глазам, норовил сбить с ног..
Хорошенко в тот день не работал — грипповал. Алексей закрыл мастерскую — кто придет в такую непогодь! — пошел к родным. Яша с Чиковым поднялись в свою комнату.
Вскоре пришла Тамара. Большой накидной платок, длинное пальто и кирзовые сапоги были так залеплены снегом, что Яша и Чиков еле отчистили их на лестничной площадке. Ребята усадили босую, продрогшую от холода Тамару на койку, закутали суконным одеялом.
— Грейся. Спирту немного выпьешь?
— Нельзя, — вздрагивая всем телом и согревая дыханием закоченевшие кулачки, ответила Тамара. — Скоро Павел Владимирович придет.
Маленькая, щупленькая, коротко стриженная, она и теперь напоминала Яше скорее смышленого крестьянского паренька, чем ту веселую и таинственную молодую женщину, которую он встречал иногда на праздничных вечеринках у ее родственницы.
— А вы меня помните, Тамара?
Межигурская засмеялась, не отнимая кулачки ото рта, будто грела их не дыханием, а смехом:
— Помню, Яшко.
— Нет, не тогда в катакомбах, а еще до войны. Помните, вы на октябрьские гуляли у наших соседей, мы с Толиком, сыном вашей родственницы, читали стихи о Дзержинском, а вы подошли потом и прикололи нам на галстуки гвоздики…
— А потом ты оборвал у соседки все хризантемы в палисаднике и навалил мне целую охапку… — все так же смеясь, вставила Межигурская.
— Значит, помните! — залился краской Яша. — А я думал…
— Помню, Яшко. Только ты был тогда просто бесшабашным сорванцом, а теперь — подпольщик, разведчик. Я слежу за твоими успехами и горжусь тем, что рекомендовала тебя и Алешку в отряд… Вот только танцевать тебя так и не научила. Ну, ничего, у нас с тобой еще все впереди. Правда?