– Ты издеваешься над доброй памятью Филиппа, – упрекнула Селия тихо.
– Ни в коем случае. Когда я был моложе – да, не скрою, тогда это случалось. – Он улыбнулся. – Меня бесило его вечное стремление улаживать ссоры мирным путем. Я, например, никогда не мог устоять перед возможностью подраться, даже если знал, что это бессмысленно.
Она подняла на него заблестевшие глаза:
– Почему Филипп никогда не рассказывал мне о тебе?
Жюстин язвительно усмехнулся:
– Я не из тех людей, родством с которыми можно похвастать, малышка.
– Нет, Филипп должен был рассказать о тебе. Ведь все равно он не смог бы долго хранить тайну.
– О, в отличие от французов креолы могут хранить свои тайны десятилетиями. Возможно, это испанское влияние. Испанцы – непревзойденные мастера интриги. Филипп, возможно, думал – и не без оснований, – что пройдет много лет, прежде чем ты узнаешь о моем существовании.
Он откинулся на подушку и, поморщившись, закрыл глаза. Чувствовалось, он очень устал.
– Тебе надо поспать, – тихо сказала она. – Как следует отдохнуть перед завтрашним днем.
– Я уже достаточно хорошо отдохнул, – ответил он, не открывая глаз. – С тех пор как меня сюда привезли, я только этим и занимался.
Селия поднялась:
– Пойду к Максимилиану и Лизетте. Они будут счастливы, что ты снова видишь.
– Вернее, вздохнут с облегчением.
– И это тоже. – Селия наклонилась, чтобы поправить подушки, как делала это сотни раз раньше. Но на этот раз все было по-другому… На этот раз он наблюдал за ней. Она быстро выпрямилась. К нему вернулось зрение, и все разом изменилось. Исчезла его беспомощность. Раны скоро заживут, и он будет таким же, как прежде. Покинет дом при первой же возможности, и семья больше никогда его не увидит.
– От тебя всегда пахнет цветами, – тихо сказал он. – Фиалками или…
– Лавандой.
– Лавандой, – повторил он, засыпая.
Селия долго смотрела на него. Почему Жюстин вырос таким не похожим на Филиппа? Наверное, никто не смог бы ответить на этот вопрос. Но ведь была же какая-то причина, по которой один из близнецов стал гордостью семьи, а другой – ее позором. Интересно, любили они друг друга? Вряд ли. Если бы Филипп любил Жюстина, он бы рассказал ей о нем.
– Ох, Филипп! Захотел бы ты, чтобы я ему помогла?
* * *
Лизетта пригладила рыжие волосенки дочери, серьезно посмотрела в личико – точную копию ее самой. Анжелина сидела у нее на коленях, а Эвелина пристроилась рядом, на подлокотнике кресла.
– Понимаете, ангелочки мои, это что-то вроде игры. Мы ненадолго притворимся, что он – это дядя Филипп. И мы не должны никому говорить, что играем в эту игру.