Вот он сердце лаг. отдел, озерлаг Тайшет, опять перед нами высокими заборами и скрытыми часовыми. Потекла обыкновенная лагерная жизнь лишь с той разницей, что видишь частую смену людей. Одних отправляют, других принимают и так без конца.
Здесь мне пришлось встречаться с лагерниками из Норильска, рассказавшими о всех ужасах и зверствах энкаведистов в 1953 г., проявленных к лагерникам «Норильского бунта», вызванного ужасными действиями норильских энкаведистов. На жестокости этих паразитов лагерники ответили отказом, идти из лагерей, забаррикадировались. Красные применили холодное и огнестрельное оружие, результатом чего было много убитых и раненых лагерников.
Здесь также узнал я и о большом бунте женского лагеря в Караганде в 1952 году.
Желанный час приближается
Медленно тянутся дни. Надоела уже безработица. Уехали мои знакомые по Югославии Н. Ларионов и хорунжий Кравченко. Уехали и другие, позже меня вызванные, а меня не вызывают. Я начал думать: не по ошибке ли меня вызвали, не преждевременно ли?
Но после двух с половиной недель, вдруг меня вызывают, после обеда, не предупредив. Дают документы, деньги — пищевое довольствие по 4р. 30 коп. на сутки, и не дав вполне подготовиться и проститься с товарищами, выпроводили за ворота.
Многие вещи находившиеся на топчане, пришлось оставить т. к. охранники не пустили меня назад.
Обратный путь. /На Запад/
Выйдя за ворота, которые плотно с грохотом закрылись, как будто бы рассердились, что уходят их жертвы, недоконченные лагерники, и, положив свои жидкие пожитки вознице, мы /5 мужчин и две женщины/, быстро пошли к жел. дор. станции. Ночь уже окутала своим черным покрывалом землю с ее жалкими обитателями.
Темень непроглядная! Дух захватывает. В груди, что-то жжет, а ноги, хотя и ослабевшие, но несут все быстрее и быстрее, ослабевшее тело, несмотря на ухабы, на кочки, попадавшиеся в темноте, по дороге. Хочется, как можно скорее уйти и уйти подальше от этих проклятых установок, где людей в XX веко превращают в полных, бесправных, беззащитных белых рабов. Уйти подальше и забыть обо всем пережитом, как о кошмарном сне, длившемся долгие и тяжелые десять лет.
На станцию пришли довольно быстро. Наш возница, с нашим жалким скарбом, отстал от нас, но минут через десять или пятнадцать прибыл и он. Разобрав свои вещички, мы разместились в коридоре станции, вдоль стены, как и многие вольные, и на корточках просидели до зари. На заре нам выдали билеты и подошел пассажирский поезд. Неуверенно вошли мы в вагон.
Мне, просто, не верилось, что я, вчерашний заключенный, не испытываю, на себе, пытливого взгляда вооруженного конвоира, сопровождавшего меня десять лет, и еще вчера, бесправный — белый раб, иду, как будто бы свободно без «дружка». Не сон ли это?