— Скажи, если я не каждый день ем бычьи яйца — это ведь ничего, что я поем их сейчас?
Глеб заверил, что можно не волноваться, непроизвольно складывая в уме комбинацию из пяти пальцев в своем бумажнике для итоговой цифры счета.
На следующий день она не ответила на звонок. Писем не было и на второй, и на третий. Было ясно, что он провалил явку. Выходит, его готовность была нулевой.
Ничего другого и быть не могло. Стоп. Вот оно, началось.
Он продолжал писать в никуда свои обычные письма ей. Рассуждая так, как будто она читает его и ответит чуть позже, когда вернется.
Ухаживать за девушкой означает уходить ее надо так, чтобы ей было проще согласиться, чем снова сказать нет. Это было в крови, где-то почти на уровне инстинктов и настолько естественно, что он не придавал этому особенного значения. Женщины, к его удивлению, которое довольно быстро развеялось, всегда это отмечали. Так что первое время он склонен быть думать, что обладает неким секретом. Но это оказалось всего лишь одним из неписаных законов достижения сближения с ними. Равномерно распределенный напор, основанный на фундаменте терпеливости. Но одного этого, для того чтобы удержать их внимание, было все-таки мало. Он болезненно ворочал внутри себя истинную причину ее исчезновения.
Наконец она написала: «Ты не принес аленький цветочек для младшей купеческой дочки. Жаль. Это нарушает сказочный сценарий».
Она вообще, как он ни пытался представить, не ассоциировалась ни с какими цветами. А ее немного бледные губы, с которых с фантастической скоростью испарялась помада, он соглашался сравнить лишь с искусственными розами из вощеной упругой бумаги на венке.
— Какие все-таки ты любишь цветы? — допытывался он.
— Никакие. Правда. Вот чертополох чем плох? Первая строфа стиха: «Вот чем вам плох чертополох?» Лопух обыкновенный.
— Звучит как вызов. Мы ими в детстве кидались. В волосах он хорош, если затереть его туда покрепче, застревает.
— А я помню собак в нем. Еще мне всегда нравились цветы, которые умирают сразу, как только их разъединяют с почвой и корнями.
На следующую их встречу он на самом деле планировал прийти с горшком, в котором бы красовался цветок его детства — ванька мокрый — яркий, огненный, сочный, упитанный. Неказистый и аленький, любитель деревенских подоконников. Но он выбрался на задворки старого парка и надрал чертополоха. В салоне цветов его встретили с широко распахнутыми глазами две озорные флористки, которые, похвалив за неординарность и царапая руки «колючим одуванчиком», облагородили букет мелкими бестиями белых соцветий, обернули подарочной бумагой и вручили дарителю. Софья не удивилась, по крайней мере отлично сыграла свое спокойствие. Однако призналась, что он самый запоминающийся в ее жизни.