В Петербурге мы пробыли несколько дней.
Мы посетили все вместе германский Совет Рабочих и Солдат в Юсуповском дворце и австрийский Совет во дворце бывшего австрийского посольства. Германские и австрийские товарищи приветствовали Фукса очень восторженно. Превосходный, сверкающий остроумием собеседник и рассказчик, он веселил все общество. В Юсуповском дворце он торжественно снялся в группе среди всех германских товарищей.
Мы вместе ездили также и в Петропавловскую крепость. Темнело. Силуэты крепости четко вырисовывались на фоне серого зимнего неба.
При въезде в крепость Фукс остановил машину.
Он вылез и попросил меня объяснить часовому, кто он такой.
«Скажите товарищу, что я приехал из Германии, где мы недавно также провели победную революцию и выгнали императора. Скажите ему, что я приношу ему привет от германских товарищей, которые всегда будут бороться бок о бок с советской Россией».
Я внимательно посмотрел на солдата. Русский крестьянин с тупым угрюмым лицом, совершенно замерзший в своей потертой шинели, он переступал с ноги на ногу и в эту минуту, вероятно, исключительно думал о том, как бы скорее смениться и отправиться в теплую казарму.
Поза и театральные жесты мне всегда были противны, в особенности в серьезных делах. В этот момент я почувствовал, как никогда до этих пор, что от смешного до великого только один шаг.
Мне тяжело было передать церемонное приветствие Фукса этому голодному и промерзшему на посту человеку, который видел нас, сытых и тепло одетых, подъехавших на автомобиле.
Я обратил внимание Фукса на то, что с часовым запрещено разговаривать и что часовой не имеет права отвечать. Фукс возразил мне: «А все же я должен Вас просить перевести мои слова». Тогда я обратился к часовому и передал ему на русском языке в точности приветствие Фукса. Часовой угрюмо посмотрел на нас и ничего не ответил.
Фукс попросил меня спросить часового, почему он не отвечает. Вся эта история становилась уж очень неловкой. Я не хотел задеть Фукса и указать ему на странность его поведения. Поэтому я спросил часового о причине его молчания. Часовой ворчливо ответил:
«А что же мне отвечать-то? Ну, и ладно! Проходите, проходите, товарищи».
«Ну, что же он сказал!» — спросил меня Фукс.
Я перевел ему ответ часового и сказал: «Ну, теперь пойдемте, тов. Фукс».
В сумерках вошли мы в крепость, быстро осмотрели старинный крепостной двор и вернулись обратно. На том же месте стоял все тот же часовой и мерз. Фукс кивнул еще раз часовому и мы молча поехали обратно в город.
В другой раз мы вместе посетили Максима Горького. Горький принял нас в своем кабинете, заваленном книгами. После обмена обычными приветствиями, после того как Фукс заверил Горького, что он его очень высоко ценит как писателя, а Горький уверял, что он в высшей степени интересуется выдающимися произведениями Фукса, разговор перешел на современное политическое положение.