Дед тихонько свистел носом. Макара тоже клонило в сон. Мальчик прислушивался, как расходится на Дворе ветер. Он по-волчьи гудел в печной трубе, но здесь, в тепле, слушать его было нестрашно. Наоборот, даже уютнее засыпать!
Вдруг Макар ощутил слабый толчок в бок и сразу открыл глаза.
— Тсс! — уловил Макарка шепот Сашки. — Ни слова не говори про летчика Шанина! А завтра Попросись со мною на охоту. Там и потолкуем про Ярославль и про все… А теперь взаправду спи!
1
За всю свою жизнь Макарка не ездил по такому лесу. Здесь было красивее и торжественнее, чем в кафедральном соборе. Казалось, могучие кроны этих сосен смыкались чуть не в облаках, образуя там, в вышине, сплошной свод, подпертый бронзовыми колоннами стволов.
Снежные карнизы со всех сторон окаймляли этот свод. Они нависали над тропой, готовые вот-вот сорваться и завалить маленькие плетеные санки и обоих седоков. С ветвей свешивались длинные пряди заиндевелого мха, похожие на серебряные гирлянды. Темно-зеленые ели клонили над сугробами мохнатые двухсаженные лапы.
Дремучий бор был недвижен и тих, вековые деревья словно отдыхали, и каждое вспоминало о чем-то своем, давнишнем. Ни шороха в ветках, ни дуновения. Только частые снежные хлопья бесшумно опускались на хвою, таяли на крупе коня, покрывали, словно накидкой, плечи седоков. Время от времени людям в санках приходилось шевелиться и отряхиваться.
Еле видимое сквозь тучу солнце перевалило за полдень, когда Сашка с Макаром объехали стороной деревеньку Козлиху. От Волги они удалились уже десятка на два верст, пересекли две лощины, отделенные друг от друга отлогим, почти незаметным глазу хребтом, и вновь начали спускаться в низину, к Козлихинской пустоши. Сашка Овчинников, охотник бывалый и терпеливый, прежде не хаживал по этим угодьям, но понаслышке знал дурную славу здешнего незамерзающего болота, с чарусами и топью.
Бор кончился. Пошли смешанные перелески и березовые рощи. Сашка выбрал одну из лесных троп, по которой козлихинские мужики летом вывозили сено, а зимой — березовые дрова. Снегом завалило пеньки на лесосеке; в снегу с головой укрылись кустики можжевельника и иная молодая хвойная поросль. По свежей пороше уже попадались кое-где следы вспугнутых лесных обитателей: вот вытянулся в ниточку лисий, в сторонке от заячьего, будто кумушке и дела нет до косого. Тут белочка перебегала низом с дерева на дерево, побывала ласка либо горностай, расписались мелкой вязью мыши-полевки… А вот дятел, трудолюбивый кузнец, набросал на снежный сугроб под высохшей сосной целую груду расклеванных шишек.