Давно приметил Сашка и еще один след в лесу: санки на широких полозьях, натертых воском. Различить его способен лишь опытный глаз — след хотя и недавний, но он совсем запорошен; Сашкин спутник еще не видит, что едут они по чужим отметинам… Между тем Сашка уже знает от Макара, что в ночь выехал посланец отца Николая за Волгу, и теперь у Сашки есть надежда, что напал он именно на этот след. Может, доведет до тайного скита? А там? Согласится ли Савватий проводить гостя до женской обители? Неужто Тоня откажется хоть словечком перемолвиться?..
Из-под складок овчинного тулупа торчит в санях Макаркина голова в большой шапке. Глядит во все глаза на лесные дива, но и охотничьей обязанности не забывает: на его попечении живой поросенок, завязанный в мешке. Мальчик пригрел его под тулупом, чешет поросенка между ушами и сует в зубы то хлебца кусочек, то сладкого жмыха — все для того, чтобы поросенок раньше времени не завизжал и не захрюкал.
— Не подмерзаешь, друг-охотничек? Небось надоело колесить? Да и лошадь приустает, потеть начинает. Присматривай местечко для привала.
Макар предложил остановиться под красивой развесистой елью. Вся засыпанная снегом, она возвышалась одиноко над мелколесьем. Сашка засмеялся.
— Неладно выбрал! Снег с нее от костра таять будет, за шиворот тебе натечет. И дров сухих близко нет.
Выбрали выворотный корень палой сосны. Когда на корнях выворотня заиграл огонь костра, они и днем, при хмуром небе и лесном полусумраке, словно зашевелились, как сказочные щупальца. Обед быстро поспел.
Лошадь сочно хрупала овсом в торбе, даже поросенка пустили на притоптанный снежок, накрытый еловым лапником. Расплывчатое пятно солнца стояло вполдерева, когда охотники наелись, а лошадь отдохнула.
На этом лесном привале Макар по душам разговорился с Сашкой. Дескать, бог весть что там доведется испытать в белом стане, даже если доберутся они туда со Стельцовым ну и с остальными офицерами, что где-то здесь прячутся…
— Здесь? — удивился Сашка.
— Ну да, здесь. Отец Николай к ним давеча и посылал нарочного, отца Афанасия. Отсюда они на Каму пробираться хотят и меня берут с собою, от чекистов спасти. За мной, знаешь, как чекисты гоняются?
— Это за что же?
— Да так, за многое. Я в корпусе кадетском на офицера учился.
— Вон что. Сколько же тебе сейчас годов?
— Много. Четырнадцать уже исполнилось.
— Да, для чекистов ты — самый страшный зверь. Только тебя им поймать — и всей войне конец. А больше за тобой грехов нет? В русских людей не стрелял?
— Что ты, Саша, упаси бог. Только вот имение чужое на меня записано. Это, говорят, хуже всего. Чекисты меня считают и офицером и помещиком, значит. Ну и гоняются.