— Дай тебе бог нынче же благополучно воротиться к матери и опекуну, — шепнул он Макару, выпроваживая из кабинета и его и Фалалеева. Затем, плотно затворив дверь, оба полковника, командующий и его штабист, склонились над оперативной картой.
Тем временем последние гости покидали особняк Зборовичей. Гроза разразилась страшная, и Фалалеев советовал отправить восвояси Макара под ливнем и молниями. В темноте до рассвета в дождь плыть, мол, будет безопаснее. Для него собирали продукты. Хозяйская дочка Ванда сама повела его в кладовку за кухней. Девочка очень удивилась, когда этот робкий мальчишка вдруг таинственно понизил голос и приложил палец к губам.
— Тсс! Ваша мама… не должна ничего услышать…
И Макарка торопливо пересказал девочке все, что знал о страшном положении пленников на дровяной барже, где томилась и подруга Ванды — девушка Ольга…
— Надо уговорить ваших друзей, Ванда, помочь узникам, послать им хотя бы хлеба… Только мне… велели опасаться… вашей матери, уж простите!
— Ох, вы правы, мама так ненавидит всех красных! Она не станет за них заступаться, это верно! Олину мать отсюда давно выселили, не знаю куда. Но я знаю, кого попросить! Пани Барковскую, артистку! Она может заставить начальника полиции Фалалеева послать хлеба на баржу… А вот вам и продукты для ваших. Берите, берите побольше!.. Только как же вы поплывете под этой ужасной грозой?..
Утром после сильной грозы с ливнем заключенные на барже услышали непривычный за неделю плена звук: на реке раздавались пьяные голоса и скрипели уключины.
Из-за баррикады осторожно выглянул Смоляков.
К барже приближалась большая гребная лодка. На веслах сидели крепкозадые унтеры в галифе и еще какие-то люди в шинелях. Высокая женщина в открытом вечернем платье и в шляпе с вуалеткой сидела, подобрав ноги, на носу. Рулем правил бывший комиссар уездной милиции Фалалеев. В женщине Смоляков угадал артистку Барковскую.
Когда лодка подошла к борту баржи, двое военных стали подавать артистке круглые караваи белого печеного хлеба. Таких караваев в лодке лежало пять или шесть.
Артистка взяла один каравай и неумело швырнула его на баржу. Не долетев до фальшборта, каравай шлепнулся о смоленую древесину, упал в воду и поплыл. Унтер удержал его веслом и легко забросил на баржу.
Офицер и унтеры стали ломать хлеб на куски и подавать женщине. Она была слегка пьяна, и пьяны были ее спутники. Женщина делала широкий взмах, кусок летел через борт и падал в тухлую жижу на дне баржи или на поленья близ умирающих с голоду пленников.
От этой возни, от запаха свежего хлеба узники начали пробуждаться, выходить из забытья, тянуться за падавшими кусками. Кто-то вцепился в ломоть зубами. Кто-то тащил другой из воды.