Два знаменитых русских князя, самолетский «Князь Иоанн Калита», шедший вниз, и русинский «Князь Пожарский», торопившийся вверх, встретились ночью в Томне, под Кинешмой, у одной угольной баржи.
Пароходы стали бок о бок и лишь перед рассветом закончили бункеровку. Скучную ночную стоянку пассажиры проспали, стараясь не прислушиваться к шуму, топоту и свисткам.
Комиссар Шанин не нашел места в каютах и спал на кожаном диване в салоне «Пожарского». Он с головой укрылся своим черным летным регланом с крылышками на рукавах и не мог видеть, как перед самым отвалом обоих пароходов вышла из каюты на пустую палубу «Иоанна Калиты» тоненькая большеглазая девушка в черной одежде, будто прямо с нестеровского полотна.
Она придерживалась за перила как выздоравливающая больная. Неуверенно обошла всю палубу и стала на корме в тень, когда пароходы, включив дополнительные огни, стали работать колесами и медленно отдаляться друг от друга. На миг лицо ее, выйдя из тени, оказалось в прямом луче фонаря, и тотчас же с «Пожарского» послышался удивленный голос молодого матроса, подметавшего внизу угольную пыль:
— Гляди-ко, боцман, какая монашка-красавица! Молоденькая! Вот бы к нам ее сюда!
Недовольный боцманский бас отвечал с укоризной:
— Мало ему девок на Волге! Монашка, вишь, потребовалась!.. Давай, что ли, кончай приборку! Вахту сдавать пора!
Луч фонаря соскользнул с черной женской фигурки на корме, сбежал вниз и расплылся слабым желтым пятном на воде. «Князь Иоанн Калита» разминулся с «Князем Пожарским». Перед взором девушки на корме «Калиты» близко промелькнули окна «Пожарского», где в салоне тускло отблескивало на диване чье-то черное пальто-реглан…
И опять за бортом «Иоанна Калиты» — лишь темная река в просторных и пустынных осенних берегах.
Как величаво ее медлительное шествие к югу, под буйные ветры Каспия! Течет и течет изо дня в день спокойная вода, обходит перекат за перекатом, бакен за бакеном. Течет и плещет в меловые скалы и глинистые обрывы, течет под солнцем и под снегом, под ливнями и градом, течет и под струями смертного свинца. Ведь еще так недавно и так близко отсюда вскипала эта волжская вода от пулеметной ярости и взяла навек в свои глубокие недра черную лодочку и отважного пловца… Жестокая река!
Уходит за корму пенная дорожка между ровными рядами крутых валиков-волн. Висит на синем щите небес узкий серебряный клинок, похожий на турецкий ятаган. Женская фигурка одна-одинешенька здесь на корме, одинешенька и в целом божьем мире!
Взойдет сейчас над этим миром осенняя безнадежная заря, погасит утренние тихие звезды, затуманит и холодное серебро клинка в небе. Будет снова день, еще один день неутешной печали.