С горы им распахнулся захватывающий дух степной простор. Но это была степь не привычная по общим представлениям, а енисейская, хакасская. Земля уходила вдаль как бы всколыхнутая, причем холмы были не округлыми, но вздыбившимися горбами с пологими спинами на одну сторону и крутыми обрывами, исчерченными слоистыми обнажениями красных известняков, на другую. «Как застывшие океанские волны», - вспоминалось Антипину вычитанное сравнение. Кое-где за гребнями вершин прятались от ветров березовые колочки. Холмы были разноцветно раскрашены большими площадями, как на ватманах градостроительных планов. Где бледно-желтеющей акварелью хлебов, где сиреневой гуашью пахоты, линяло-зеленым тоном скошенной люцерны. Все поле разлиновано резкими косыми тенями от стоящих там и здесь ометов. Пыльно-серыми казались от полынка и ковыля покоробленные косогорами сухие овечьи пастбища. Всхолмленный простор уходил в далекую-далекую перспективу и где-то там растворялся в степном мареве. А по необъятному синему пастбищу неба разбрелись отары курчавых облачков-барашков.
- Какие они все белые и одинаковые! - воскликнула Наташа. - Как инкубаторские цыплята.
Под холмом, с которого они, словно первооткрыватели, обозревали новые владения внизу, у самого его подножия, лежало большое синее озеро, отороченное по берегу узкой сочно-зеленой лентой камышей. Лишь вправо далеко виднелась единственная крохотная рыбацкая палатка. Господи, простор-то какой, воля!
Они осторожно спустились с горы почти по целине, плохо заметным автомобильным следом, и выбрали для стана первое попавшееся удобное место. Там выступал в воду не заросший камышом мысок, к которому легко было причалить на резиновой лодке и не замочить ног. Неподалеку оказался сочащийся из-под горы ключик, прозрачнейшая и холодная, как роса, водица струилась в затененной ложбине, наполненной зудящим запахом крапивы. Выкинув из машины на траву вещи, Антипин прихватил топорик и съездил за гору в ближайший лесок (километров пять до него оказалось) - привез хворосту. Для практических нужд хватило бы и примуса, но что за стан без костра? Костер был необходим для полноты поэтического состояния.
В сумерках после ужина они сидели под пологом палатки, как птахи под застрехой, прижавшись друг к другу плечами, и молчали. Антипин слушал мирный плеск жирующей в травах рыбы и млел от истомы предвкушения. А Наташа ни о чем не думала - зачем еще думать, когда можно просто сидеть летними сумерками, прижавшись к плечу мужа! Она и так была счастлива.
На рассвете он выбрался из палатки; стараясь не стучать, не шуршать, уложил в лодку удочки, прикорм, садок и оттолкнулся от вязкого берега. Вот она, долгожданная, вымечтанная рыбацкая зорька, рассветная тишь и сырая зыбкая дрожь, удивительная парная озерная вода (даже серебристые сорожки, когда он снимал их с крючка, были теплыми в ладони), слегка дымящая гладь заводи в траве, чутко торчащий кончик поплавка, который в полном безмолвии вдруг начинал вздрагивать и пританцовывать, когда подошедшая на прикорм сытая сорожка принималась поддавать носом катышек хлеба, прежде чем верно прихватить крючок. Ради разнообразия Антипин размотал еще одну удочку и насадил сизого червяка, добытого в черной тяжелой земле у воды. Вскоре второй поплавок решительно юркнул в глубину. «Окунь», - сказал себе Анатолий Степанович и не ошибся. На крючке бойко дергался приличный, с темными полосками травяной красноперый экземпляр. Антипин весь отдался оживленному клеву, ни о чем не думал, ни о чем не вспоминал, просто радовался утренней радостью. «Боги не засчитывают людям в срок жизни время, проведенное.на рыбалке», - вспомнилась с улыбкой какая-то древняя мудрость, вырезанная из журнальной заметки. За камышами глухо пророкотал мотоцикл, но Анатолий Степанович не обратил на него внимания. Хорошо… И в довершение всего, когда клев уже затухал и он собирался заканчивать ловлю, оба поплавка почти одновременно молча двинулись по глади и стали расходиться в разные стороны. Антипин схватил удочки обеими руками, неловко отвалившись, подсек и… Это было настоящее счастье борьбы с крупной добычей, и надо было остановить устремившихся в заросли рыбин, повернуть их, справиться и подвести одну за другой к лодке. Караси оказались тяжелые и плотные, как литые, в твердой серой чешуе, с кургузыми, словно обтрепанными хвостами. Какие караси! Они одни могли составить рыбацкое счастье всей зорьки.