Атакши распахнул дверь и изменился в лице. Река сделалась черной, как влажная земля. И из этой страшной воды иногда вылетали над порогом бешено мчавшиеся с верховьев круглые камни, и падали на дно, раскидывая грязные брызги.
- Песок пошел или грязь? - спросил мельник.
Атакши вышел на берег, зачерпнул воду ладонью.
- Песка совсем мало, - крикнул он. - Сейчас надвинется черная чума.
Он вернулся к нам и сел скрестя ноги. Но чашку с чаем не взял, прислушался и - вскочил.
Река, только что бушевавшая в берегах, вдруг затихла, и мне показалось, что я оглох.
С мельником мы выбежали вслед за Атакши к берегу. На реке не было ни волн, ни брызг. Вода ушла. Во всю ширь фарватера ползла теперь только липкая, черная грязь, и где-то в ней гремели камни. Страшная картина: будто неведомая сила тянет по булыжникам широкий и длинный, грязный палас.
- Конец всему живому! - горько сказал Атакши. - Глядите, как гибнет рыба!
Не забыть мне этих минут! То здесь, то там, поднимая головы из липкой грязи, рыбы жадно глотали воздух и снова опускались в кашу ила и грязи. Иногда усачи и форели не проваливались на дно и казались торчащими из грязи сучьями или палками.
- Забирай девчат, пусть возьмут ведра, корзины, пошли, пока нет воды! - сказал Атакши мельнику и засучил штаны выше колен.
Мы спустились метров триста и вышли на равнину, где река, вырываясь из теснин, загрязнила широкую пойму.
Грязь разлилась здесь невысоким слоем - в две пяди, и в ней торчали живые «палки» или виднелись еле заметные ямки.
Атакши и Эрзуман начали собирать рыбу, я с девушками относил к берегу корзины и ведра, наполненные усачами и форелями. Среди них виднелись и небольшие лососи.
- Быстрее к Черной речке! - скомандовал Атакши, подхватывая две последние корзины с рыбой.
В устье речки вода была почти светлая, и многие рыбы, прочистив жабры, поднялись по ней выше щита, который еще в незапамятные времена построили дагестанские рыбаки. А уснувшую рыбу девушки сложили в траве на берегу.
Когда мы пошли в обход по пойме еще раз, из села прибежали мальчишки. Атакши и их заставил промывать рыбу в Черной речке и выпустить живую.
Со всех соседних скал слетелись к пойме орлы, вороны, сороки и даже оляпки и начали подбирать рыбу, валявшуюся в липкой жиже. А в самой Черной речке, когда Атакши закрыл щит, прыгали и плескались форели, как в большом пруду.
Вечерело. Мельник с девушками ушел молоть зерно. Я потянулся за ребятами в село, неся тяжелую сумку, в которой лежали отборные усачи и один лосось. Атакши остался у Черной речки. Он сказал мне на прощанье: