Лицо Катинки сделалось пунцовым.
— Ну, будь же серьезной, скажи, ты ведь знаешь, что оно значит.
— Можешь предложить мне четыре варианта ответа, — отбивалась я, чтобы ненароком не оказаться лишенной жизни.
— Но это же не может быть правдой, — приставала ко мне Катинка. — Ты что, и в самом деле не знаешь?
— Ну и? — устало ответила я. — Это же не «реюссирует» из меня свинью.
Прошло больше получаса, прежде чем Штефан и Оливер вернулись из кабинета свекра. Я внимательно рассматривала их, но они выглядели совсем не так, как люди, только что сорвавшие крупный куш в казино. Они даже не выглядели как игроки, сделавшие хоть одну правильную ставку. Как жаль.
— Олли, мы можем ехать домой? — только и спросил Штефан.
Я тотчас поднялась, прежде чем Эберхард и Катинка успели вспомнить еще какой-нибудь вопрос из той игры, типа: какой из Северо-Фризских островов является самым крупным. («Пойдем же, Оливия, это как-никак вопрос о двух тысячах евро!»)
— Я лишь попрощаюсь с твоим отцом.
— Не обязательно, — резко произнес Оливер. — Он прилег немного отдохнуть.
— Что, прямо сейчас? — обеспокоенно спросила Катинка, — Но ведь еще только половина двенадцатого. Уж не заболел ли он?
Штефан фыркнул:
— Не беспокойся, сестренка. Наш папочка доживет до ста лет. — Однако это прозвучало не так, словно он был особенно рад сказанному. — Пойдем же, Олли, у нас есть еще дела дома.
Эвелин и Оливер покинули дом вместе с нами. Я не испытывала особых угрызений совести от того, что оставила Катинку и Эберхарда наедине с неубранным после завтрака столом, настолько они достали меня своими разговорами об игре «Кто хочет стать миллионером?». Катинка бросила мне что-то вслед, прозвучавшее как «бедный Боркум».[11]
— Что такого сверхсекретного поведал вам Фриц? — спросила я, когда мы выходили из дома. — Много ли он решил дать?
Сказать, что я сгорала от любопытства, значит ничего не сказать. Но ни Оливер, ни Штефан мне не ответили.
— Следовало бы поместить старика в психушку, — процедил сквозь зубы Штефан.
А Оливер пробормотал:
— Старый неврастеник. Совсем сошел с ума.
— Скажите же нам хоть что-нибудь, — вступила в разговор Эвелин.
— Собирается он дать денег или нет? — добавила я.
— И да и нет, — ответил Штефан.
— Смотря как будем себя вести, — добавил Оливер и уселся в свой серебристый блестящий «Z4».[12]
Эвелин заняла место рядом и на прощание изобразила на лице такую гримасу, словно приступ боли разом поразил все ее зубы. Как бы то ни было, но выглядела она действительно усталой. Я кивнула в ответ с сочувствующим выражением, так как мне пришло в голову, что если они заведут ребенка, им придется продать машину, ведь в ней не было предусмотрено место для детского сиденья. Может быть, эта проблема тревожила ее сердце.