Его ребяческое упрямство подстегнуло раздражение Джилл, как говорится, подкинуло хвороста в огонь. Занимаясь своими повседневными делами, она кидала подушки, с грохотом захлопывала дверцы шкафов и, не переставая, поносила мужа.
Но это продолжалось недолго. До Джилл постепенно дошло, что ведет она себя не менее по-детски, чем он. А главное — она скучает по мужу. Она так привыкла за эти дни видеть его рядом! Через пару часов ей стало казаться, что без него жизнь не в жизнь. К полудню же к Джилл вернулась прежняя решимость — во что бы то ни стало выяснить их отношения.
Она вынула из холодильника телятину, разморозила в микроволновой печи и приготовила под маринадом, не особенно, впрочем, надеясь на то, что любимое блюдо Эйдена смягчит его гнев.
Но ведь необходимо каким-нибудь образом изменить обстановку. И тут ее осенило: пусть Эрик сам скажет Эйдену, что между ними ничего нет.
Сегодня к ней придет Брэди. Под вечер за ним заедет Эрик, и вот тогда-то она и попросит его поговорить с Эйденом.
— Эйден сегодня пошел на работу? — удивился Эрик. — Вот уж не ожидал. Разве он здоров?
— Ему гораздо лучше. — Джилл наблюдала за тем, как Брэди строит на ковре башню из кубиков, а Мэдди подбегает и с пронзительным криком ее разрушает.
— Слава Богу! — Эрик воздел руки к небу. — Теперь ты наконец сможешь взяться за развод.
Как невежливо с его стороны! Большинство людей на месте Эрика сначала сказали бы что-нибудь о его выздоровлении.
— Все в порядке, Джилл?
Как он заметил, что она им недовольна?
— Нужна моя помощь?
— Больше, чем ты думаешь. — Бросив многозначительный взгляд на Брэди — мальчик уже большой, прислушивается к разговорам взрослых, — она сказала: — Выйдем поговорить в коридор. Я хочу попросить тебя об услуге.
— Выкладывай. Ты же знаешь, для тебя я на все готов.
— Я хочу, чтобы ты поговорил с Эйденом.
— О чем? — Эрик уселся на нижнюю ступеньку.
— Он сильно заблуждается, и ты, как никто другой, можешь наставить его на путь истинный.
— Я? Не понял… В чем же он заблуждается?
— Он думает, что у нас с тобой роман.
Наступила гробовая тишина. Ему бы вскочить немедленно, удивиться, опровергнуть, сказать хоть что-нибудь, а он молчал. И почему-то покраснел до корней волос.
— Вся моя надежда на тебя. Ты сумеешь убедить Эйдена, что между нами ничего подобного нет.
И опять Эрик повел себя как-то странно.
— Разве так важно, что думает Эйден? Ты же с ним разводишься.
— Эрик! Для меня важно, что думает Эйден.
Эрик наклонился вперед, упер локти в колени и запустил руки в свою шевелюру цвета зрелой пшеницы. Тяжело вздохнув, он вымолвил: