Приманка (Пикано) - страница 120

— Потому что я попробовал туда попасть? Да что там такое, за этой дверью? Семейный склеп?

— Ты не хочешь этого знать.

— Ну конечно, я хочу это знать. Ты мне каждую комнату открыл на этом чёртовом этаже, и специально запер эту. Мы что, играем в замок Синей Бороды?

— Ты ещё не готов.

— Я и так знаю, что там, — сказал Ноэль. — Я слышал об этом в «Хватке». Это Красная комната Эрика Рыжего. Я прав?

— Прав.

— И что? В чем секрет, если я и так знаю, что там? Открывай.

— Я открываю её, только если собираюсь ею воспользоваться.

К этому времени Ноэль тоже был полностью одет, только туфли остались.

— Ну, — напомнил Эрик, — ты к этому готов?

— Забудь, — откликнулся Ноэль, завязывая кроссовки. — Если вопрос стоит так, то я никогда не буду к этому готов.

Они поднялись наверх. В кабине лифта Эрик сказал:

— Когда-нибудь я расскажу тебе всё о боли и удовольствии.

— А сейчас тебя чем не устраивает?

— Тебе это на самом деле неинтересно.

Это была правда. От одной мысли о том, что он может обнаружить в запертой комнате за ванной, Ноэль испытывал отвращение. Маски, плети, рамы, пыточные инструменты… и бог знает, что ещё.

— Я не сказал, что мне не интересно. Я сказал, что это не для меня.

— Все считают, что дело просто в пытках. Разве ты так не думаешь? Что я уже всё попробовал — абсолютно всё! — и мне просто наскучил секс, поэтому я и играюсь в такие штуки — потому что это что-то новенькое, остренькое? Разве ты не так считаешь?

— Что-то в этом роде.

— Это неправда. Существует целая эстетическая система причинения боли, доминирования, если хочешь, и в то же время — подчинения, которую невозможно понять, пока не попробуешь сам. Конечно, вокруг полно придурков обоих полов и всех ориентаций, которым только и надо, чтобы им сделали больно. Варвары! Если всё делать правильно, это настоящее искусство. Особо утонченное искусство — потому что оно расширяет наши чувственные возможности до такой степени, о которой мы даже и не подозревали. Когда кто-нибудь входит в эту комнату, а туда входят немногие, ему известно заранее, что он выйдет оттуда, зная гораздо больше о самом себе — о своих взглядах, страхах, желаниях и пределах — чем когда он туда входил. Он выходит из этой комнаты, изменившись навсегда. Не снаружи — снаружи всё заживёт. Внутри. Там, где это видно только ему самому.

— А ты? — спросил Ноэль. — Ты тоже выходишь оттуда, навсегда изменившись?

Уже произнося эти слова, он понял, что совершил ошибку.

Эрик остановился, посмотрел на него, и его верхняя губа слегка искривилась. Момент близости, почти доверия, был разрушен — так глупо и так бездумно. И ничего уже не исправишь.