которую он получил в том году). Моника — всегда с улыбкой, во всех мыслимых и немыслимых нарядах и позах, а рядом с ней неизменно Ноэль.
Вот как это должно было выглядеть со стороны, если фотографии говорили правду. Для Ноэля всегда существовала только Моника, и так стало если не с той минуты, как она ступила на подъездную дорожку его дома, где он заклеивал проколотою шину своего «Швинна», и представилась его новой соседкой, — то месяцем или двумя позже. Она всегда была впереди: в школе и в колледже, на работе и в браке, до того самого дня на озере.
Ему не было нужды смотреть на эти последние снимки, сделанные в день её гибели. Он и так хорошо помнил тот день даже три года спустя: помнил, сколько «маргарит» выпил, помнил, как она разбудила его, когда он заявил, что пьян и хочет спать. Помнил, как они занимались любовью в маленьком ялике и плескались скопившейся на дне водой, от которой становилась скользкой кожа. Помнил легкое покачивание, солнце, сияющее на воде. Помнил всплеск, когда она нырнула в озеро. Помнил, как она дразнила его и звала с собой. Как оставила его дремать одного. Помнил крик в стороне, свое медленное пробуждение и неожиданно четкую картину: её рука над водой, пальцы хватают воздух. Помнил ужас, сковавший его на секунду, прежде чем он проснулся окончательно и бросился в воду. Помнил, как ухватил её скрюченное тело, медленно опускающееся на дно. Как тащил её к поверхности и поднимал в лодку, как перевернул на живот и делал искусственное дыхание. Помнил, как ему показалось, что все получилось, и он завел мотор, рванувшись обратно к причалу с её неподвижным телом, бормоча молитвы и холодея от страха. Как потом говорил с врачом, смотрел, как местные пожимают плечами, и слушал, что, разумеется, судорога — обычное дело после секса, такое часто случается. Помнил, как сидел в ту ночь в маленькой ледяной кабинке с телом Моники, и до него постепенно доходило, что после восемнадцати лет, в течение которых он знал её, был с ней, жил для неё, всё бесповоротно переменилось.
По мере того, как шли годы, только этот день по-прежнему оставался в его памяти таким же ярким, остальные тускнели, несмотря на фотографии: день, когда Ноэль не сумел спасти ей жизнь. Воспоминания всегда приносили с собой катарсис. Покончив с ритуалом, он возвращал пластинки и альбомы на место в дальнем углу шкафа, а призрак снова отправлялся на покой.
Так было и в этот ранний вечер. Когда на душе стало легче, он занялся импровизированной зарядкой и сделал две дюжины подъемов, цепляясь пальцами ног за перекладину кухонного стола. За этим последовали другие упражнения, он принял душ, поужинал, позанимался, пару часов посмотрел телевизор и рано лег спать.