Конец веры. Религия, террор и будущее разума (Харрис) - страница 103
Можно приводить подобные факты и истории без конца — пока это не утомит читателя, да и автора. Ограничусь еще одним примером, на этот раз из сферы судебной власти. В январе 2002 года председатель Верховного суда Энтони Скалиа, ревностный католик, произнес речь перед учащимися Школы богословия Чикагского университета на тему смертной казни. Я приведу длинную цитату из его речи, поскольку его слова показывают, что наше общество недалеко от теократии:
Подчеркну: это не Ветхий Завет, но апостол Павел... По сути, он говорит о том, что правительство — как бы вы его ни понимали — получает свою моральную власть от Бога... И мне кажется, чем в большей степени страну можно нажать христианской, тем в меньшей степени здесь считают смертную казнь безнравственной... Я объясняю это тем, что для верующего христианина смерть не является слишком великим событием. Да, намеренное убийство невинного — это слишком важно: это великий грех, из-за которого человек может потерять душу. Но, теряя нынешнюю жизнь, мы получаем взамен жизнь новую... С точки же зрения неверующего, лишая человека нынешней жизни, мы лишаем его существования. Вот почему это кажется ужасным! Демократия склонна игнорировать божественный авторитет, стоящий за правительством. Верующие не должны с этим соглашаться, им следует решительно изо всех сил сражаться за истину. Мы именно так и поступали в этой стране (чего не было в континентальной Европе) — в нашей общественной жизни осталось множество напоминаний о том, что (я воспользуюсь словами, прозвучавшими в 1940-х в Верховном суде) «мы религиозный народ, и наши институты предполагают существование Верховного Существа»... Все это, надо сказать, выглядит совсем не так, как в Европе. И это объясняет, почему наш народ обычно понимает, как то понимал и апостол Павел, что правительство обладает мечом как «Божий слуга», «карающий гневом» делающего алое[195].
Все это должно привести в ужас любого человека, который считает, что во внутреннем святилище власти на Западе должен царить разум. Скалиа справедливо утверждает, что представления человека о жизни после смерти определяют его взгляд на смерть — и потому его этику. Хотя Скалиа католик, он расходится с папой по вопросу смертной казни, зато его представления разделяет большинство (74%) американцев[196]. Достоин внимания тот факт, что мы — последняя из цивилизованных стран, где «делающих злое» предают смерти, и председатель Верховного суда справедливо связывает это с нашей религиозностью. Здесь нам стоит остановиться и задать себе один вопрос: в самом ли деле наша уникальная позиция по этому вопросу отражает, как говорит Скалиа, наше нравственное преимущество? Так, мы знаем, что ни один человек не создает свои гены или свое раннее детство, тогда как мы знаем, что эти факторы определяют наш характер на протяжении всей жизни. И потому несложно сделать вывод о том, что люди, которых приговаривают к смерти, стали жертвами дурной генетической наследственности, плохих родителей, неверных идей или невезения. Можно ли сказать, что они несут ответственность за эти вещи? Когда мы оправдываем смертную казнь Библией, это не помогает нам примирить наше растущее понимание человеческого поведения с жаждой возмездия перед лицом вопиющих преступлений. Несомненно, нам следует обсуждать вопрос о смертной казни на секулярном языке, но столь же очевидно, что при этом нам нужно опираться на источники, которые лучше понимают психику человека и современное общество, чем апостол Павел.