И все-таки она любила его. Все эти годы каждого знакомого мужчину она мысленно сравнивала с Джоном.
Когда подъехали к загону, Джон поставил машину как можно ближе к ограде. И все, кроме Паломы, разом высыпали из нее. Девочки проскользнули под жерди ограды и побежали угощать своих пони морковью.
Палома задумчиво глядела, как крупная рабочая лошадь, не замечая детей, собаку и пони, подошла к Джону и носом уткнулась в его грудь, выпрашивая лакомство, но больше, как показалось женщине, его ласки.
Так же, как все мы, — внезапно возникла непрошеная мысль. Джон был осью, вокруг которой все здесь вращалось. Дети явно восхищались им, сотрудники уважали. Он занимал видное положение в обществе, и сама она — да, она отдала бы жизнь, чтобы сделать его счастливым.
И все же чувство обиды и горечи не покидало ее. Когда она жила фактически в изгнании, страстно желая вернуться и понимая, что не имеет права, он был счастлив. Этого Палома не могла ему простить. Неосознанная обида была одной из причин ее возвращения в «Голубиный холм», но теперь уже любовь могла стать поводом для ее отъезда.
— Посмотри на меня, Палома! — кричала Лав, в то время как Джон помогал ей сесть в седло.
Палома знала, что не было никакого риска, и все же ее пальцы невольно сжались в кулак. Джон не позволит им сделать ничего опасного, и даже если они упадут, шлемы защитят их головы.
Девочки держались невероятно уверенно в седле, и все же Палома волновалась, пока Джон не объявил, что пора ехать домой.
Виола и Лавиния опять уселись на заднем сиденье.
— Вы были похожи на казаков, когда ездили верхом, — сказала Палома дочерям.
— А кто такие казаки? — спросила Виола.
Палома рассказала им то, что знала о степных наездниках, всякий раз обращаясь к Джону за помощью, когда надо было что-нибудь уточнить.
За разговорами время прошло незаметно. Наконец они подъехали к дому. Выходя из машины, Палома поморщилась от боли в ушибленной ноге, и Джон остановил ее.
— Подожди, я помогу тебе.
— Да ничего, я сама справлюсь, — сказала она, стараясь улыбнуться.
Без предупреждения он поднял ее на руки и легко понес по дорожке к дому.
— Джон, не надо! — вскрикнула Палома резким от испуга голосом. — Ты надорвешься, отпусти меня.
— Открой дверь, Виола, — сказал он спокойно.
Нахмурив брови, девочка держала открытую дверь. Сзади послышалось хихиканье Лав:
— Папа, у Паломы ноги такие же длинные, как у тебя!
Женщина недовольно процедила сквозь зубы:
— Черт возьми, Джон, я могу идти сама.
Но он держал ее крепко. Его грудь мерно поднималась и опускалась при дыхании, на шее билась жилка. Слабый запах пота щекотал ее ноздри, посылая сигналы ее восприимчивому телу.